Беспредел
Шрифт:
Ни одна контрразведка не живет по аристотелевой логике. Все логичное должно отметаться с самого начала. Действует только одно правило знаменитого еврейского анекдота с дореволюционной бородой: "Вы говорите, что едете в Одессу. Но вы же действительно едете в Одессу. Так зачем же вы мне врете?”.
Я прошел в прохладное здание Ленинградского вокзала и вышел на платформу. Мой "сидячий" поезд отходил в 15:10. Было без четверти три. Поезд был уже подан, но лезть в духоту загерметизированного вагона скорого поезда не хотелось, и я стал прохаживаться по платформе, поглядывая на зеленеющие цифры электронных часов. С платформы шла лестница, выходящая на привокзальную площадь справа от самого здания вокзала.
— Это по Ярославскому? — поинтересовался водитель, хотя по его лицу было видно, что он все знает.
Я ничего не ответил, так как довольно плохо знаю Московскую область. Шофер немного подумал и сказал: "Полтинник". То есть пятьдесят рублей. По тем временам это было очень дорого. Но у меня оставались еще командировочные деньги, и я не стал торговаться.
Шофер вел машину так, как будто ездил в Дуброво каждый день. Серая лента Ярославского шоссе вилась с горки на горку, а я, глядя в окно машины на неповторимую природу Подмосковья, пытался привести свои мысли в порядок и понять, что я, собственно, делаю. Начальство совершенно четко приказало мне вернуться в Питер. А я вместо этого еду в Дуброво, где меня совершенно четко засекут, ведь дом отца Гудко, наверняка, находится под наблюдением если уж не людей Климова, то местного райотдела.
И зачем я, собственно, туда еду, и что я там надеюсь обнаружить? Попытаюсь объяснить все неожиданной "вспышкой служебного рвения", как у нас любят острить те, кого застукали в постели с девчонками-стукачкамн. Официально это называется "налаживание контакта с агентурой". Вот что я скажу: мне показался странным протокол обыска, проведенного в доме отца Гудко — "Ничего не обнаружено и не изъято". Так не бывает. Я решил провести негласный (до официального повторного обыска) досмотр дома, в надежде обнаружить тайник с антисоветской литературой. Я уже верил в то, что именно поэтому я еду в Дуброво. Как я уже упоминал, у нас в КГБ никогда не знаешь, что получишь за проявленную инициативу: орден или увольнение с волчьим билетом, а то и срок. Ладно, успокаивал я сам себя, когда буду писать объяснение, придумаю что-нибудь получше.
Между тем шофер свернул с шоссе на какой-то проселок, выскочил на другую дорогу, где я успел заметить знак "Загорск — 15 км", и сказал:
— Приехали в Дуброво. Куда вам?
— Мне на 5-ю Социалистическую, — сказал я.
— Не знаю, — недовольным голосом сообщил шофер. — Не знаю, где тут какая улица. Я вас на автобусную остановку довезу, а там сами ищите.
За полтинник он мог бы меня и получше обслужить, но я вдруг начал так волноваться, что не стал протестовать. Видимо, я уже, подобно гончей, чуял зверя и ничего больше для меня не существовало.
Улицы были пустынны. Дома в зеленых кронах деревьев скрывались за высокими заборами. Только около одного забора два мужика копались в моторе "Москвича". У них я спросил, как пройти на 5-ю Социалистическую. Оказалось, что это совсем близко. Я шел, оказывается, по 3-й Профсоюзной улице, а Социалистические ее пересекали.
Дом на 5-й Социалистической оказался старым, но вполне солидным деревянным строением, окруженным примерно двухметровым забором, из-за которого торчали ветки яблонь. На калитке красовалась надпись "Осторожно! Злая собака!" и была нарисована собачья пасть с огромными зубами. "Весьма странно для священника", — подумалось мне. Ничего похожего на звонок не было. Я пошел вдоль забора, обдумывая, как бы мне попасть внутрь и отогнать "злую собаку". В одном месте забора была довольно солидная щель. Я заглянул в нее и
Меня бросило в пот. Я вспомнил слова дежурного по Лефортовской тюрьме: "Вы еще пожалеете, что не носите с собой пистолет".
Я действительно пожалел.
Что же делать? Первой мыслью было идти в местное отделение милиции, предъявить им свое удостоверение и потребовать обыскать дачу, задержав всех, кто там будет обнаружен. Но эту мысль я сразу отогнал. Зная отношение милиции к КГБ, я довольно ясно представил, что произойдет, если я к ним обращусь. Они долго будут вертеть в руках мое ленинградское удостоверение, выясняя, как я, собственно говоря, повал в Дуброво. Потом будут звонить своему начальству, которое, что совсем не исключено, прикажет задержать меня да полного выяснения личности. Я снова вспомнил, что действую совершенно самовольно, и в моих же интересах никак себя пока не проявлять.
Лихорадочно думая, что мне следует предпринять, я еще раз обошел дом вокруг забора и сном очутился напротив калитки с надписью "Осторожно! Злая собака". Я стал искать глазами какую-нибудь палку, чтобы отогнать "злую собаку", если та на меня кинется, и уж совсем было решил перемахнуть через забор, как вдруг калитка отворилась и, к своему величайшему изумлению (мягко говоря!), я увидел прапорщика Петренко — шофера и порученца полковника Климова.
— Василий Викторович! — приветливо сказал прапорщик. — Что же вы тут мнетесь перед калиткой? Проходите, вас уже заждались. Уж, думали, заблудились вы где?
Ничего не соображая, я пошел следом за Петренко через сад, главным достоинством которого были клумбы с пионами. Я машинально вспомнил, что в деле отца Гудко была справка от участкового, что жена священника, Евдокия Афанасьевна "спекулировала" на рынке цветами, живя после посадки мужа на "нетрудовые доходы". Не знаю, почему я это вспомнил, идя через сад, так как был поражен настолько, что, казалось бы, ничего и видеть не должен был, кроме спины идущего впереди прапорщика.
Мы вошли на веранду. За столом, развалясь в мягких креслах, сидели и пили бутылочное вино полковник Климов и какой-то мужик примерно моих лет с простецким, открытым лицом, напоминающим не то трактористов, не то танкистов из наших довоенных кинофильмов. В общем, типичное положительное лицо.
— Ну, Василий, ты молодец, — сказал Климов, вставая и пожимая мне руку, — не подвел меня, приехал. Я-то был уверен, что ты приедешь, а вот он, — Климов указал на улыбающегося "тракториста", — он сомневался. Говорит, дорогу не найдет. А я ему говорю: "Вася Беркесов найдет дорогу куда угодно!" Пива хочешь?
Пиво было "Московское". Я вспомнил, что им сегодня все утро торговали на Лубянке.
— Товарищ полковник… — не зная толком, что я хочу сказать, начал я.
Но тут встал "тракторист" и, подавая мне руку, представился:
— Михаил. Можно просто Миша.
— Еремеев? — спросил я.
Полковник и Миша захохотали. Смысл этого смеха я понял несколько позже, но, чтобы хоть что-нибудь сказать, ответил:
— Беркесов Василий. Можно просто — Вася.
Это была наша первая встреча.
Вот так я впервые встретился с беспощадным и дерзким профессионалом, сыгравшим такую большую роль не только в моей судьбе, но и в судьбе нашей страны. Из своего тихого ленинградского кабинета на втором этаже Большого дома, где я проводил долгие часы в "раскалывании" антисоветчиков и в утомительном печатании одним пальцем на машинке идиотских протоколов их допросов, я неожиданно был катапультирован в самую гущу острейшей политической интриги, о самом существовании которой я едва ли мог ранее предполагать. Я вступил в пятисотлетнюю войну, хотя толком еще не мог сказать, на чьей стороне я воюю.