Бесприютное сердце (сборник)
Шрифт:
Зеленый и синий, как волна,
желтый, как шафран,
будто приехал на ярмарку
праздничный балаган!
Это радуга, а не тачка!
Это огромный тюльпан!
Покупай, пока не продал!
Лезь за деньгами в карман!
Ставрида, луфарь, желтохвост, макрель
и самый лучший зубан!
Они на господ похожи
и на уличных забияк:
вот эта рыбка - в пижаме,
а вот эта - одета во фрак,
но каждая на
попадет и этак и так,
свежая рыба! Скорей покупай,
если ты не круглый дурак!
Помните, люди, - Великий Рыбарь
грозно машет жезлом
над самым премудрым из людей
и над последним ослом;
он бросил свою драгоценную жизнь
в почву хлебным зерном,
чтобы счастья великого урожай
могли мы пожать потом.
Черные, белые, желтые - все
мы в мире живем людском,
поэтому зависти, злобы, вражды
быть не должно ни в ком,
пусть это трудно, пусть даже нам
придется идти напролом,
но надо попробовать!.. Мир на земле
совсем не мечта пустая!
(Опять этот мальчик! Гоните его,
чертова шалопая!)
Помните, кружится жезл Рыбаря,
нас, словно кегли, сшибая!
Свежая рыба! Ту-ру, ту-ру-ру,
только что из Валс-бая!
МОГИЛА В ПУСТЫНЕ
Отбой тревоги. Кончился налет.
Вдали затихла песня "мессершмитта".
Заходит солнце - кажется, вот-вот
на землю рухнет глыбой динамита.
Вокруг могилы шестеро стоят.
Никто в печали не потупит взора.
Высоко над барханами закат
горит и гаснет, как витраж собора.
Вот вспыхнул он и вот совсем истлел.
Пустыню грохот боя рвет на части.
Смерть собирает жатву. Где предел
ее безумию и хищной власти?
"Бедняга Абель...
– первые слова
промолвил Пит.
– Но нужно топать живо!
Пусть плоть - трава, но где же здесь трава?
Здесь высохла бы даже и крапива!
Господь, раба усопшего прими.
Не повезло бедняге. Боже правый,
помилуй нас!" Высоко над людьми
занесена, как ятаган кровавый,
огромная луна. Пустыня спит,
но в ней грохочет битва с новой силой.
"Пора идти, - устало молвил Пит,
но надо спеть хоть что-то над могилой,
чтоб наш товарищ спать спокойно мог.
Но я пою, к несчастью, препогано.
Ты тоже так считаешь? Спой, браток.
Но только - никакого балагана,
серьезно пой! Какой-нибудь псалом,
такой, в который много сердца вложишь.
Ну пой же, пой! Да не реви ослом!
...Ну
Вот рухнул самолет. И два, и три.
Все небеса в дыму, в огне и скверне.
Остаток догорающей зари,
а с ним и слабый блеск звезды вечерней
коричневые лица озарил.
"Вы ж на войну пришли, а не на танцы!
На ругань нет ни времени, ни сил.
Вы что, псалмов не знаете, поганцы?
И вам не стыдно, Господи прости?
Да что я вам толкую, горлопанам!
Но, черт возьми, пора уже идти.
Как измельчали вы за океаном!
Никто из вас не разевает рта.
Придется петь - таков мой тяжкий жребий.
Вы не поймете, правда, ни черта..."
Три "хейнкеля" сверкали в темном небе.
"Вот не сидится им в своей норе!
Ах, бомбочки, не падайте, постойте!
Итак, поем. Поем: "Сари Марэ".
Ну, три, четыре. Пойте, черти, пойте!.."
Лишь небосвод холодный с вышины
своим покровом синим осенил
и кровь, и пот, и боль, и скорбь войны.
Помилуй нас, о Боже Бранных Сил.
БИТВА В СУББОТУ
(Сиди Резех, 23 ноября 1941 года)
Все ниже солнце. Все жесточе бой.
Войска повергнуты на ложе пыток.
Окурок дня в пучине голубой
пылает, словно раскаленный слиток
в печи плавильной. Через ряд траншей
на нас идут, храпя, чужие танки.
Нет больше ни границ, ни рубежей
в безумии военной перебранки.
"Слышь, как закашлял чертов пулемет,
пожалуй, этак заразит всех нас,
и отделенье наше в бой пойдет
с тяжелым кашлем!
– И опять Клаас
нырнул в окоп.
– Дела не хороши,
и скажем прямо, что ландшафт унылый.
Не подведи, канавка, не спеши
сию минуту стать моей могилой".
Он выглянул. Огромный танк вблизи
пустыню гулким грохотом сотряс.
"О Боже, супостатов порази!.."
Клаасу стало страшно в первый раз.
За танком танк, тяжелый и проворный,
скребется, лезет на передний край.
Уже от страха желтый, а не черный,
Клаас упал. "Родимые, гудбай...
Клаас, куда же делось чувство долга?
Попался б этот самый Гитлер мне,
его я бил бы очень-очень долго,
и пек его на медленном огне,
и отдал бы евреям под конец.
Пусть плоть - трава, но дай свершиться чуду,
спаси меня, Всемилостный Отец,
тогда я в жизни больше пить не буду..."
Простершийся над шабашем войны