Беспутный и желанный (Клятва верности)
Шрифт:
Эфраим грустно посмотрел на Генри, потом промолвил:
– Зачем ты спрашиваешь? Тебе и так известен ответ.
– Это все прошлые дела…
– Они и сегодняшние. Ребекка вышла замуж за Рори.
Лицо Снейда налилось кровью и стало похоже на спелый помидор.
– Труп Амоса еще не остыл! Что подумают люди? И о чем думает эта безмозглая дура? – Его возмущению не было предела.
– Ты стал рассуждать в точности как Леа, – заметил Эфраим.
Генри сделал вид, что не заметил колкости тестя.
– Это он, Рори, вынудил
Эфраим развел руками, словно пытаясь объять и землю под ногами, и небо, нависшее над ним.
– Господь распорядился, чтобы Рори охранил Ребекку и ее дитя. Теперь она и мальчик в безопасности на ранчо Амоса.
– Слава Богу! У меня на душе стало легче. Но все-таки мне надо повидать Ребекку. Я пользуюсь кое-каким влиянием в столице штата и могу ей помочь. И оградить ее от давления этих чертовых ирландцев – если она, конечно, этого пожелает.
– Ты верный друг, Генри. И всегда был таким. Но не горячись…
Генри успокаивающе похлопал старого священника по плечу.
– Там, где я делаю дела, все бывает в порядке.
Зять ускакал, и Эфраим остался в одиночестве. Перед ним, полускрытая листвой деревьев, белела его церковь. Достаточно ли он праведен, чтобы вернуться в нее и вновь проповедовать слово Господне?
19
Ранчо Амоса Уэллса
Утреннее низкое солнце слепило глаза, и Ребекка различала лишь силуэты сына и Патрика, которые далеко опередили ее экипаж. Она радовалась тому, как ловко управляется Майкл со своим белым пони, но все же подстегнула своих лошадей, чтобы догнать всадников.
– Он прирожденный наездник, – похвалил мальчугана Патрик, когда они поравнялись, зная, что такое высказывание согреет сердце матери. – Он весь в отца. Рори чувствует лошадей, как никто другой. У нас в роду он единственный, кто унаследовал этот талант от нашего папаши.
– Рори рассказывал, что ваш отец был конюшим у знатного лорда. Зачем же он покинул Ирландию? У него была хорошая работа.
Патрик на мгновение задумался в поисках подходящего ответа. Он был так похож и в то же время так не похож на младшего брата. Как будто художник, делающий копию, сознательно совершал некоторые ошибки, а в последний момент еще и решил поменять цвет волос.
– Если вы не родились и всю молодость не провели в этой стране, вам трудно понять нас. Да, мы на своей родине имели крышу над головой и пищу на каждый день. В Ирландии не многим выпадало такое счастье. Но наши родители хотели большего, чем ложиться спать на сытый желудок.
– Улицы в Америке не вымощены золотом, – напомнила Ребекка.
– Да, я согласен. Но здесь человек дышит воздухом свободы и имеет надежду найти вдруг кувшин с монетами, как в арабских сказках.
– Вы его нашли. Но чем-то вы поступились ради такой находки?
– Я бы отдал все, что здесь
Ребекка сразу же воспротивилась.
– Зачем копить в душе злость, Патрик? Я ни в чем перед вами не виновата.
– Я узнал про всю долгую череду недоразумений и ошибок, вставших на вашем жизненном пути, и понял, что злая воля властвовала над вами… над тобой, – тут голос Патрика смягчился. – И над Рори. Но ты не держишь зла против него? – Голубые, проникающие в глубь души глаза старшего брата впились в Ребекку.
– Он был груб со мной, – пыталась защищаться Ребекка. – Он сначала предложил мне стать его содержанкой…
– Но он спас тебя от тюрьмы. Если ты прихлопнула Амоса, то честь тебе и хвала, а если ты…
– Замолчи. Ты сам шипишь, как змея, спрятавшаяся в кустах. Зачем ты хочешь меня ужалить? Почему ты не веришь мне?
– Покуда я зарабатывал деньги, я не верил никому и никто не верил мне. Я знаю, что за каждым поступком любого человека прячется корыстный расчет.
– Так уезжай и зарабатывай дальше свои деньги! – в сердцах воскликнула Ребекка.
Прогнать Патрика было легче всего, труднее было избавиться от яда, который он влил в ее душу.
Неужели все считают, что за ее замужеством с Рори есть корысть и унизительное желание обезопасить себя?
Уэлсвилл
Эфраим Синклер окончательно решил облегчить свою совесть и исповедаться перед дочерьми. Он подвел итог своей жизни – кому он что должен. Долг Ребекке был труднооплачиваемым. А старшей дочери Леа? Счастлива ли она? Он подумал, что надо бы навестить ее и очистить свою совесть, все рассказав ей.
Занятый этими навязчивыми мыслями, он бродил по опустевшему дому, когда-то уютному, но после смерти Доркас постепенно приходящему в ветхость.
– О, Доркас! Я грешен и перед тобой за свою слепоту!
Тишина в комнатах действовала на него угнетающе. Сумерки сгустились за окнами, но он не зажигал ламп. Он жаждал общения хоть с кем-нибудь. Дети Леа, наверное, будут рады увидеть своего дедушку.
Он знал, что между Генри и Леа не все в порядке. Их характеры не сошлись, и им не хватало того всепрощения, которое удерживало его и Доркас от краха в семейной жизни.
Если Ребекка уже не нуждается в его советах, то, может быть, Леа послушает отца и откажется от беспричинной злобы и ревности по отношению к своему мужу.
Путь к дому Снейдов был им не замечен за тяжкими думами. Его обрадовало, что все окна жилища ярко светились. Маленький китайчонок-слуга распахнул перед ним входную дверь.
– Миссис Леа будет рада видеть вас, уважаемый. Она только что уложила молодых хозяев в постель. Могу ли я предложить вам ужин, сэр?
– Нет, Джу-Джу. Я не голоден. Разве, если кто-то составит мне компанию.