Бессердечное небо
Шрифт:
— Разумеется, Наследник, — сказала она с маниакальной улыбкой, схватившись за живот, опустилась на диван и широко расставила ноги, так что мне открылся вид прямо на ее пизду. — Он хочет поздороваться со своим папочкой.
— Прекрати, — взмолился я, качая головой, не понимая, что это за игра, но она мне совершенно не нравится. — Отпусти меня, Лавиния. Я твой король — повинуйся мне!
Она радостно застонала, схватившись за свой вздувшийся живот, когда раздвинула ноги пошире.
— Он идет.
— Кто? — со страхом вздохнул я, но ответ был дан мне самым ужасающим образом: маленькие теневые ручки когтями пробили себе
— Он здесь! — вздохнула Лавиния, и я вздрогнул, пытаясь освободиться, но был скован, и она не позволяла отвести взгляд.
Существо из теней полностью вылезло из ее тела, оно было размером с ребенка, но совсем не похоже на него. Его руки были слишком длинными, голова — слишком пузатой, и как только оно выскользнуло из тела матери, оно встало на две ноги, его глаза светились красным, а тело было гладким и мокрым от какой-то черной субстанции, которая капала на пол с его перепончатых ног.
— Поздоровайся, малыш, — подбодрила Лавиния.
— Привет, папочка, — прорычало оно голосом из кошмаров, и я закричал.
Я закричал, блядь, закричал так, как никогда раньше не кричал.
Макс
Я лежал в бассейне бани, используя свою власть над Элементом, чтобы поддерживать себя на поверхности воды. Я перекинулся в полную форму Сирены, темно-синие чешуйки украшают мою кожу, и по ним пробегают мурашки удовольствия от соприкосновения с водой.
Я глубоко вдохнул, пытаясь закрыть свой разум и отгородиться от непрекращающегося давления всеобщих эмоций, которые пытались изменить мои собственные чувства. Находиться здесь, внизу, так близко к бесчисленным Фейри очень утомительно.
По правде говоря, мне и в лучшие времена приходилось прилагать немало усилий, чтобы сохранить свой разум свободным от чужих эмоций, в Академии Зодиака я часто сталкивался с подобной проблемой, зов множества эмоций лишал меня сна или мешал сконцентрироваться, когда они били по моим чувствам.
Но здесь всё ещё хуже. В академии у меня была Королевская Лощина, куда я мог сбежать, а комната в доме Аква была окружена водой, которая притупляла давление внешних эмоций гораздо лучше, чем земля или воздух. Здесь же я чувствую, что задыхаюсь от боли в стоптанных пальцах ног, негодования по поводу размеров порций, неудовлетворенной похоти и общего разочарования.
Прошло много времени, пока множество повстанцев скрывались под землей, и победы, которые мы одерживаем над Лайонелом, разрушая его центры Туманной Инквизиции, дают лишь небольшую передышку от монотонной жизни вдали от мира. В королевских покоях мне было гораздо легче, чем большинству других, наши комнаты просторнее, и свободы больше, но от остальных повстанцев исходит такое давление скуки и разочарования, что мне все труднее и труднее удается отгородиться от них.
— Я только что узнал от мамы, — голос Калеба прервал мою маленькую гавань спокойствия, и я отогнал вспышку раздражения, которая прошла сквозь меня, открыв глаза и посмотрев на него в надежде
— Есть о чем беспокоиться? — спросил я, перевернувшись и подплывая к нему, когда он сел на край бассейна.
— Нет. Она говорит, что Лайонел по-прежнему следит за тем, чтобы они были заняты рутинной работой, держит свои планы относительно остальной части королевства при себе, одновременно отправляя ФБР в погоню за дикими гусями в поисках информации, украденной Сфинксами и Минотаврами, хотя никаких веских доказательств этому не было представлено. О, и еще была какая-то хреновая вечеринка, на которой они все должны были присутствовать, дабы отпраздновать его свадьбу с теневой сучкой.
— Он что-то задумал, — пробормотал я, чувствуя это в своей душе и ненавидя то, что мы не можем понять, что именно.
— Да. Мама продолжит пытаться узнать больше, но я беспокоюсь о том, насколько она близка к нему. Она сказала, что Хэдли и остальных Запасных перевели в специальный класс в Зодиаке вместе с этой гребаной троллихой Хайспелл. Никому не разрешается задавать вопросы о том, что они изучают, но я могу только представить, что в этом замешана куча всякой хуйни, которую любит Лайонел.
— Полагаю, Эллис не особо возражает, — с горечью пробормотал я, зная, что моя грубая младшая сестренка наслаждается каждой минутой обращения с ней как с Наследницей моего места в Совете Целестиалов. Но если она всерьез считает, что сможет отнять его у меня без боя, то она обманывает себя.
— Да. — вздохнул Калеб, откидываясь назад и опираясь на руки, глядя на бассейн с водой.
— Что случилось? — спросил я, автоматически потянувшись, чтобы ощутить его эмоции, но он заблокировал их, как делал в последнее время, и я невольно нахмурился. — Ты частенько меня не впускаешь.
Бровь Калеба изогнулась, и он посмотрел на меня, похоже, не зная, хочет ли он говорить о том, что у него на уме, но затем опустил вокруг нас заглушающий пузырь и наклонился ближе к тому месту, где я находился в бассейне.
— Ты знаешь, что в последнее время я часто охочусь на Сета? — понизив голос, спросил он, хотя в этом не было необходимости, так как вокруг нас заглушающий пузырь.
— Конечно. — Волнение, которое Сет вызывал всякий раз, когда проносился мимо меня, спасаясь от клыков Калеба, заставляло меня улыбаться каждый раз, когда я ощущал его.
— Ну, я много об этом думаю. В то время, когда я не занят чем-то, мои мысли блуждают, и начинаю думать о том, как гонюсь за ним, как мне приятно бороться за возможность вонзить свои клыки в его кожу, как приятно прижимать его к себе и просто брать от него все, что хочу, блядь, так грубо, как захочу. И я… я начинаю задаваться вопросом, есть ли в этом нечто большее…
— Ох, да? — Уловив более чем странный оттенок похоти, исходящий от Сета, когда они с Кэлом играли в эти игры, я понял, что ещё чувствую, как их обоих это возбуждает. Особенно, если учесть, что мы все заперты здесь ночь за ночью, слушая, как Дариус и Тори практически разрушают стены своей страстью, при этом не имея практически никакой возможности удовлетворить свои собственные потребности. Мне удалось провести одну-единственную ночь, преклоняясь перед телом Джерри после свадьбы ее отца, но с тех пор я вновь жил на горе синих яиц, пока она заставляла меня работать на износ ради каждой крупицы внимания, которую я получал от нее.