Бессердечный
Шрифт:
Меня усыпили хлороформом.
Сначала не было ничего, потом тьму прорезало лившееся откуда-то из неведомой выси сияние. Так продолжалось бесконечно долго, а потом некое наитие подсказало, что я лежу с широко распахнутыми глазами и пялюсь на горящую под потолком лампу.
Свет обернулся страшной ломотой в висках, я попытался зажмуриться и не смог. Попытался прикрыть лицо ладонью, и безвольно вытянутая вдоль тела рука сразу соскользнула вниз, угодила онемевшими пальцами в непонятную посудину, загремела
И тотчас надо мной нависло лицо в марлевой повязке.
В глазах незнакомца расплескался страх, он попытался отпрянуть, но не успел – пальцы сами собой стиснули какую-то железку и стремительным движением воткнули ее в шею медика.
Ударила кровь, в горле врача заклокотало, обеими руками он зажал рану и бросился наутек. Я нагнал его, толкнул в спину, направляя лицом в закрытую дверь, придавил, ударил скальпелем в поясницу, меж ребер, под левую лопатку.
Бил наверняка. Бил, чтобы убить.
И осознание этого в один миг вдруг отрезвило, заставило отшатнуться и отбросить окровавленный клинок.
Нет, мне и раньше доводилось убивать, но не собственными руками, ощущая, с какой легкостью клинок входит в податливую плоть, как скрежещет он о ребра и дрожит зажатая в ладони рукоять. И предсмертной агонии жертвы, придавливая тело к полу, тоже никогда не унимал, так какого дьявола это кажется столь удивительно знакомым?!
Я с шумом выдохнул и вновь очнулся, уже в очередной раз. Наркоз продолжал дурманить сознание, и освобождалось оно от воздействия хлороформа мучительно медленно, временами вновь погружаясь в мягкие объятия забытья.
Сейчас в голове прояснилось, и мне едва удалось задавить рвавшийся наружу крик.
Совершенно обнаженный, я стоял над окровавленным телом медика, да и сам был залит кровью с ног до головы.
Да что за чертовщина тут творится?!
Я перевернул свою жертву на спину, но врачу было уже не помочь. Тогда выпрямился и окинул взглядом комнату, посреди которой очнулся от наркоза.
«Операционная», – всплыло в памяти знакомое слово.
Огромная лампа под потолком заливала помещение ослепительным сиянием, в центре стоял стол, накрытый замаранной багряными пятнами простыней. К нему придвинули приставку с лотком, там валялись скальпели, хирургические ножницы, зажимы и использованные салфетки.
Заметив в углу комнаты умывальник с зеркалом, я приблизился, намереваясь умыться, но замер на месте, прикипев взглядом к собственному отражению.
Напугала не белая кожа недавнего покойника, в ступор вогнал рассекавший грудную клетку разрез. Торчали осколки разрубленных и раздвинутых уверенной рукой опытного хирурга ребер, зияла прямо напротив сердца обширная дыра.
Напротив? Да нет – вместо!
Сердца не было! У меня вырезали сердце!
Я только охнул. Нет. Нет, нет и нет.
Этого просто не могло быть! Всему виной хлороформ, которым меня усыпили. Это просто безумное видение, созданное силой моего воображения. Просто воплощенный
Включив воду, я умылся и тихонько рассмеялся над своим нелепым опасением.
Вырезали сердце? Да это просто бред!
Ну в самом деле, кому могло понадобиться мое сердце? Кому, кроме меня?
Но сразу вспомнились все приключившиеся со мной за сегодняшний день странности, расспросы медиков, недомолвки, сданная на анализ кровь.
А что, если они решили пересадить мое сердце наследнице престола?
Дикий ужас перетряхнул меня с ног до головы, я стиснул пальцами запястье, пытаясь нащупать пульс, и не смог.
Проклятье! Я одним рывком вырвал раковину и зашвырнул в другой конец операционной.
Я не мертв! Я двигаюсь, рассуждаю, чувствую.
Я мыслю, значит, существую!
Но как быть с сердцем? Где мое сердце? Куда его унесли?!
И почему я еще не умер?
Нестерпимо захотелось броситься на поиски выпотрошивших меня негодяев, но проблеск здравого смысла остановил от этого в высшей степени неосмотрительного поступка.
Эти люди знали, что делали. Восставший из мертвых донор вряд ли порадует их. Они не вернут сердце обратно и не зашьют рану. Они меня прикончат. И на этот раз – окончательно и бесповоротно.
Бежать! Надо было немедленно отсюда бежать!
И тут меня осенило. Сердце падшего!
Эта адская штука продолжала биться даже после того, как я вырезал ее из груди инфернального создания, сила ее была такова, что не потребуются ни хирурги, ни иглы и швы. Я мог просто вложить ее себе в грудь и вновь стать живым.
Я мог сделать это!
И не просто мог, но именно так и собирался поступить. А время для мести еще настанет.
Меня передернуло от ненависти – сердце! Вырезать мое сердце! – но жуткое желание вырвать кому-нибудь глотку голыми руками, к счастью, вскоре схлынуло, и я в изнеможении опустился рядом с медиком. Увы, его залитая кровью одежда годилась только на выброс.
Осторожно приоткрыв дверь, я оглядел заставленное шкафчиками помещение, тихонько проскользнул в него и отобрал наряд, более-менее подходящий по размеру. Оделся, обулся и, погрузив покойника на каталку, накрыл его простыней.
Поверх пиджака и брюк я накинул белый халат, лицо закрыл марлевой маской, на голову нацепил белую шапочку и выкатил тележку с телом в коридор, нисколько не опасаясь быть разоблаченным местным персоналом.
Так оно и вышло – никто на меня даже не взглянул.
Каталку с покойником я оставил в глухом закутке, сам вышел на улицу, оттянул маску на шею и сунул в рот сигарету, которая нашлась в кармане позаимствованного пиджака. Деловито похлопывая себя по карманам, миновал пост и поспешил затеряться среди многочисленных корпусов военного госпиталя. Дежурившие на пропускном пункте гвардейцы и не подумали проверить документы у покидавшего их зону ответственности медика.