Бессердечный

Барлоу Елена

— Потрясающе выглядишь.

— Хах, преувеличиваешь.

— Полчаса до концерта. Волнуешься?

— Я? Не-е-е! — она просто махнула рукой, прижавшись спиной к стене. — Если только за тебя. Пожалуйста, скажи мне честно: ты в порядке?

— Да. Иначе, ты бы первая узнала.

Она улыбнулась, не поверив ему. Но помешать выступлению не осмелилась бы ни в коем случае. Разве что, если бы он свалился с ног прямо на сцене...

— Эй, голубки! Вы чего там притихли?

— Наверное, думают, исполнять рождественскую традицию или нет.

Джимми

и Сэм засмеялись, а когда Дэни вопросительно посмотрела на парней, только повеселевший «байкер» указал на веточку омелы, закреплённую на косяке двери, над головой Ричарда.

— Я люблю исполнять традиции.

— Ага! Сейчас! — Дэни зло глядела то на него, то на его оживившихся приятелей. — И чьи это кривые ручонки повесили её здесь?

— Целуй! Целуй! Целуй! — скандировали парни, как один.

Ричард жестом приказал им замолчать, снова повернулся к ним спиной и с деланной строгостью произнёс, глядя Дэни в глаза:

— Слушай. Это просто дурацкая традиция. Поцелуемся, и всё.

— ТЫ ОБАЛДЕЛ?!

— Вот как. А я думал, тебе всё равно, как я выгляжу. — Она уловила в его голосе обиду, словно она только что обозвала его уродом или тому подобным. — А теперь ты и прикоснуться ко мне не хочешь...

— О, Господи! Филч, ну ты и дурак! Да не в твоей внешности дело. Ты просто... Ты не поймёшь.

Она с отчаянием посмотрела через его плечо: остальной состав группы всё ещё пребывал в ожидании с глупыми улыбками на лицах.

— Если не во внешности дело... в чём тогда?

— Если поцелуемся, ты отвяжешься? — спросила она, дёргая край юбки.

— Допустим. К тому же, ты ведь не хочешь, чтобы концерт прошёл ужасно?

— А при чём тут это?

— Ну, примета, традиции... И не смотри так на меня! Я всё-таки музыкант, тут без веры в такие вещи — никуда.

Верующий нашёлся, блин! В это время Джимми стал тихонько постукивать по корпусу электрической гитары, приговаривая: «целуй, целуй!»

Закатив глаза и плюнув на всё (в который раз за день), Дэни дождалась, пока парень снимет капюшон. Затем он просто закрыл глаза, наклонился и на короткие пару секунд прижался горячими, сухими губами к её щеке. Дэни не успела ни сообразить что-то, ни подумать о страхе, какой обычно у неё возникал: она только вдохнула его «Eclat Homme» и ощутила горячее прикосновение к своей коже. И всё.

Одобрительные высказывания, типа «да-а-а, молодец» и «Рич — красавчик», Дэни уже не слышала. Она будто отключилась на несколько мгновений, а очнулась от тычка в бок: Ричард улыбнулся, снова надел капюшон, по-джентельменски откланялся и напоследок предложил Дэни занять место у ограждений, в фан-зоне.

Парни продолжили работать с аппаратурой на сцене, когда Дэни уже спустилась в зал. Тогда же подошли первые зрители, а через полчаса у ограждений стало тесновато. На сцене было темно и тихо ещё час, который казался бесконечным.

Но вот забили в барабаны; свет зажёгся и погас, и замерцал то синим, то красным, то зелёным; толпа завизжала, в особенности девушки, коих здесь было гораздо больше; Дэни уже успели прижать к самому ограждению

и даже подвинуть чуть влево, но сцену она всё равно прекрасно видела. Когда раздался грохот, а за ним и первое соло ударных, толпа просто спятила: парни свистели, разрезая воздух руками, девчонки до невозможного громко кричали, и под мерцающий свет вышли все, кроме вокалиста, а барабанщик уже был на месте.

А когда на сцене, невесть откуда, появился Ричард, проорав в микрофон «Вы готовы зажигать?!», началось настоящее сумасшествие...

Глава 10

Чьи-то руки пару раз треснули ей по голове, ещё несколько раз кто-то умудрился наступить ей на пятки. Но всё это казалось мелочами по сравнению со звуком, от которого закладывало уши. Дэни уже сто раз пожалела, что встала так близко к сцене. Мало того, что Рич и его компашка орали, играли, прыгали по сцене, будто ненормальные (Джимми даже додумался сыграть соло, стоя на огромной колонке), так ещё и их бешеные поклонники глотки драли не хуже вокалиста.

Через пятнадцать минут безумия Дэни поняла, что волноваться было не о чем: Филч прекрасно справлялся. Организаторы, видимо, зная его трепетное отношение к внешнему виду, договорились тратить поменьше яркого света на сцену, хотя вокалист и так был закрыт с ног, до головы: свитер с капюшоном, кепка, перчатки... Дэни было лишь интересно, не жарковато ли ему в таком обмундировании.

Парни действительно неплохо зажигали. Больше того, каждый получил свою минуту славы за вечер. А Ричард словно и не побывал в пожаре, словно для него всё шло так, как раньше. Дэни смотрела на него, неотрывно, и кивала головой в такт музыке, а иногда даже вскидывала руки. Что-то в этом есть, думала она. Адреналин, мощь, экстаз. Было даже круче, чем чморить наркоманов с приятелями по вечерам, гуляя по узким улочкам Болдвин-стрит.

Шоу-трэш-безумие продолжалось почти полтора часа, когда Ричард объявил последнюю песню: встал у самого края сцены, над неподвижными секьюрити, низко наклонил голову так, что его губы почти касались микрофона, и охрипшим голосом произнёс:

— Эта песня одна из наших самых новых...

Кто-то с дальних рядов танцпола одобрительно похлопал, и его поддержали почти все пришедшие.

— Я надеюсь, она вам понравится, потому что... Эта песня никогда бы не была написана без одного важного для меня человека.

Девушки томно вздыхали, видимо, представляя себя не месте того «важного человека». Кто-то из ребят фан-зоны даже крикнул:

— Чувак, мы с тобой!

Вокалист кивнул, махнул рукой в ту сторону, и толпа снова зааплодировала. Хлопали долго, с чувством, с возгласами тёплых пожеланий, и Дэни растрогалась, поэтому захлопала тоже.

— Крошка, для тебя — эта песня, — сказал вокалист напоследок.

Филч резко развернулся и ушёл на середину сцены, когда погас свет; затем всё снова замерцало и задрожало. Сэм затянул соло, а Рич вернулся, прыгнул на колонку, что заставило толпу взреветь, и запел.