Бессильные мира сего
Шрифт:
Роберт не стал спорить. Он вернулся к себе, на рабочее место, и сейчас же позвонили в дверь. Никому не было назначено на это время, и Роберт, заранее насупившись, пошел смотреть, кто там еще пожаловал. Оказывается, пожаловал несчастный Вадим Резалтинг-Форс, уже вполне протрезвевший, но - в своей штопаной серой штормовке, в кепчонке своей кожаной - похожий не то на бомжа, не то на студента-пропойцу, - замерзший, скукоженный, красноносый и мокрый.
– Я - к сэнсею, - объявил он прямо с порога в ответ на изумленно-неприветливый взгляд
– Сэнсей занят.
Он словно ждал этого.
– Ну я тогда просто с тобой посижу. Можно? Или ты тоже занят?
И такая жалкая готовность принять самое худшее, такая раздавленная гордыня, такая безнадежность пополам с жалобной заносчивостью прозвучали в этом вопросе, что Роберт, сам того не желая, посторонился и пропустил его в дом.
В прихожей он велел ему раздеться, повесить штормовку на плечики, велел кеды отсырелые снять и надеть гостевые тапочки, завел в туалетную, дал полотенце - вытереть морду. Вадим подчинялся беспрекословно и даже с готовностью, и Роберт подумал, что давно уже не видел такого Вадима: тихого, покорного, послушного. Видимо, вчерашнее "очищение подпространства души" сделало свое светлое дело.
Сначала он хотел отвести его в дежурку, а потом решил, что это будет слишком близко к сэнсею, и выбрал кухню. Тем более, что скоро все равно надо будет готовить обед.
На кухне Вадим, как благовоспитанный мальчик, уселся на табуретку ладошки под себя, - и они поговорили. Вполне светски.
– Чайку заварить?
– Чай-кю?
– Да, чайкю. Заварить?
– А какой у тебя?
– "Крепкий".
– Ну, уж я надеюсь, что не жидкий...
– Да нет. Называется так: чай "Императорский. Крепкий".
Вадим задумчиво спел:
– "Чай "Великий Тигр" каждый выпить рад"...
– Понятно. Может, кофей-кю?
– "Кофе пить будем и державу подымем!.."
– Хм. Ты сегодня в хорошей форме. Может, водочки?
– Нет, - сказал Вадим решительно.
– Хватит с меня. Тем более, я теперь человек внутренне чистый. Зачищенный, так сказать. Кстати, ты видел, как он это делает?
– Богдан? Нет. Не видел никогда. А что?
– Так. Интересно было бы посмотреть. "Зачистка", как никак, не хрен собачий. "Зачищение подпространства".
– Не знаю, не видел, - повторил Роберт.
– Знаю, что он ушел к тебе со своим воспитуемым, с Вовой с этим, а потом через полчаса вышел, очень мрачный, и сказал: "Все, хватит с него, засранца..." То есть - с тебя.
– А Вова что сказал?
– А Вова не сказал ничего. У Вовы был такой вид, будто он вообще смутно представляет, где он находится и который на дворе год.
– Сильная штука - эта зачистка, - сказал Вадим.
– Я ничего не помню. А проснулся - будто это не я. Будто выздоровел от какой-то застарелой пакости... Представляешь?
– Нет.
Вадим покивал, глядя мимо Роберта в окно.
– Будто совсем новый человек, причем даже малознакомый.
– Он помолчал.
– Впрочем, в любом случае все это ненадолго. Увы.
Роберт не захотел уточнять. Да он и сам знал, что ненадолго.
– А Матвей где?
– спросил он. Просто так спросил. Чтобы переменить тему.
– Я от него улизнул.
– Правда? А я думал, он внизу, у себя в машине сидит.
– Он наверняка сидит где-нибудь у себя в машине, но вряд ли внизу... А зачем он тебе?
– Да так. Поговорить хотел.
– А ты поговори со мной, - предложил Вадим. С самым серьезным видом.
(О чем?
– сейчас же захотелось Роберту спросить. О чем нам с тобой сейчас разговаривать? Жаловаться друг другу, какие мы несчастные полураздавленные жертвы рэкетиров?..)
– А что ты в этом смыслишь?
– сказал Роберт вместо этого.
– В чем?
– "Вселенную создал Бог" - это Гёделевское утверждение или нет?
– Что значит - Гёделевское?
– Ну такое, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
Вадим посмотрел, искрививши рот, а потом пробормотал:
– Мне бы твои заботы.
И тогда Роберт вдруг решился. Какого черта? Пусть знает. Он же до сих пор надеется на что-то, приперся вот - унижаться...
– Ты зря сюда приперся, - сказал он.
– Сэнсей не станет нам помогать, причем по двум даже причинам. Во-первых, он явно хочет, чтобы мы сами решили эту твою проблему. Без него.
– Понятно. А во-вторых?
– А во-вторых, Аятолла его клиент.
– Врешь, - сказал Вадим, и глаза у него снова сделались вчерашние глаза неудачливой нищенки, только трезвой.
– К сожалению, нет. Не вру. Так что придется тебе рассчитывать только на себя.
Теперь Вадим смотрел на него с внезапным удивлением.
– Слушай, ты - жестокий человек. Почему? Или ты меня за что-нибудь не любишь?
– Да ничего подобного, - сказал Роберт нервно.
– Просто мне надоело смотреть, как ты мыкаешься без всякого толку. Не поможет тебе никто, забудь. Мы - не способны, а он - не захочет.
– Ну, спасибо, - сказал Вадим медленно.
– Утешил товарища. Спасибо тебе, родной мой и дорогой...
Роберт не стал дальше разговаривать. Он повернулся к Вадиму спиной и выдвинул (с грохотом) овощной ящик. Выбрал четыре картофелины покрупнее, бросил их (с грохотом) в мойку. Потянулся за ножом. На душе было погано, словно он сделал какую-то ненужную и совсем бесполезную пакость. Хотя на самом-то деле давно уже надо было ему сказать все, как оно есть. Правду. Горько-соленую. Правда вообще - штука малоаппетитная, а иногда и вовсе несъедобная... Вот пусть он и переваривает эту свою горько-соленую, несъедобную. Тут уж ничего не поделаешь - ему теперь все равно с этим жить...