Бессмертная любовь (Нет голода неистовей)

Коул Кресли

Когда Эмма встала в озеро крови так, словно это была холодная морская вода, она вздрогнула. Она подняла меч над головой – но руки у нее тряслись, а по щекам струились слезы. Как ему хотелось забрать у нее весь этот страх и боль!

Лахлан нахмурился, когда увидел, как цвет глаз у Деместриу внезапно изменился: казалось, что с вытекающей из вампира кровью выходит какой-то яд. Казалось, что он… с облегчением встречает смерть.

Прекрасное лицо Эммы было искажено болью. Она встала рядом с Деместриу на колени, отчаянно не желая его убивать. Лахлан ясно увидел

тот момент, когда она осознала, что ей придется это сделать. Хотя это шло вразрез всему, чем она была, она это сделала. В одиночку его отважная Эммалайн убила собственного отца, после него, похоже, готова была помериться силами с Айво. К счастью, его она оставила Лахлану.

Ее последний поступок – прыжок прямо на солнце…

Лахлан был потрясен отвагой Эммы, но прекрасно понимал, как дорого ей придется за все это заплатить. Понимал и то, как дорого она заплатила и за него самого. Может быть, он поступает эгоистично, отправившись за ней?

Глава 34

– Я приехал за Эммой! – заорал Лахлан, стоя перед домом Эммы.

Хотя туман был тягуче-липким, вокруг бушевали молнии, которые порой притягивались многочисленными медными стержнями, установленными вдоль крыши и на газонах, а порой – обугленными дубами, окружавшими двор. Анника вышла на крыльцо, потусторонняя в своей ярости. Ее глаза блестели то зеленью, то серебром, то снова зеленью. Призраки с хриплым хохотом кружились вокруг ее кос.

В это мгновение он не мог решить, что хуже: этот храм безумия, воздвигнутый среди болот дельты, или Хелвита. Никс радостно махала ему из окна.

Лахлан старался не показать, насколько слабым он стал. Бау туго перетянул бинтами его раны, но его руки и ноги все равно продолжали слабеть. Лахлан запретил Бау сопровождать его в Вал-Холл-Мэнор, опасаясь, как бы его визит не перерос в войну, но все равно ощущал присутствие своих подданных в лесу вокруг поместья.

– Я сегодня же увожу Эмму отсюда.

Анника склонила голову набок словно для того, чтобы лучше его рассмотреть. Эмма тоже так делала. Эмма усвоила подобный прием у этой женщины.

– Я никогда не отдам мою дочь псу.

– Тогда обменяй меня на моего брата.

Гаррет прорычал по-гэльски откуда-то из недр особняка:

– Проклятие, Лахлан, мне только-только удалось попасть внутрь этого дома!

– Или бери нас обоих. Просто дай мне с ней поговорить.

Ему необходимо было убедиться в том, что Эмма восстанавливается.

– Приближается приращение, а ты хочешь, чтобы мы взяли в плен короля оборотней и его наследника?

Реджин быстро подошла к Аннике. Она говорила по-английски, но употребляла при этом такие слова, которых Лахлан не понимал. Она сказала, что он «уложил в кольцо», и велела Аннике:

– Поставь к корзине. Анника звучно провозгласила:

– Она приняла решение, когда вернулась в свой ковен. Будучи ранена, испугана и не думая, она избрала нас, а не тебя, оборотень.

Это больно его ранило – выбор, который сделала Эмма. Она не только решила от него уйти,

она решила к нему не возвращаться. Но разве у него есть какие-то права на нее после того, что он заставил ее перенести? Он постарался не выказать боли.

– Я вхожу – или у нас начинается война?

«Я просто должен увидеть, что она выздоравливает».

Анника посмотрела за его спину, оглядывая окрестности, – несомненно, ощущая численность оборотней. Она снова наклонила голову, подняла руку к призракам – и путь очистился.

Хромая, Лахлан прошел в затемненный особняк, где увидел десятки валькирий. Они сидели в креслах, не выпуская из рук оружия, сидели на перилах лестницы… Он попытался не глазеть по сторонам, но его изумила та злоба, которая исходила от этих волшебных созданий. В сотый раз он поразился тому, что Эмма выросла среди них.

Они не стали его останавливать. Догадывались ли они о том, что он не стал бы причинять им вреда? Или им хотелось, чтобы он их атаковал, чтобы его можно было прикончить? Он бы поставил на второе.

Уже через две минуты после входа в дом его провели к клетке в сыром полуподвале, где находился его брат Гаррет. Он не стал сопротивляться, когда за ним с лязгом захлопнулась дверь.

Гаррет воззрился на него так, словно увидел привидение – а потом провел рукой по лицу.

– Глаза меня не обманывают?

Радость Лахлана от встречи с братом перебивала сильная тревога.

– Нет, это я.

Гаррет бросился к нему, широко улыбаясь, и энергично захлопал по плечу и спине.

– Ну, братишка, во что ты на этот раз нас втравил?

– Да, я тоже рад тебя видеть.

– Я думал, ты… Когда они сказали, что ты увез Эмму, я решил, что они сошли с ума, пока не увидел ее и не убедился, что ты поставил на ней свою метку. – Он нахмурился: – Ты очень сильно ее пометил? – Он покачал головой. – Ах, но я все равно так рад, что ты вернулся! При любом раскладе. У меня масса вопросов, но это не к спеху. Тебе нужны новости о ней?

Он молча кивнул, и Гаррет сказал:

– Ей очень плохо, Лахлан. У нее распорот бок – и она не может пить, хотя в первые пару часов была на грани смерти.

Лахлан содрогнулся. Впиваясь когтями себе в ладони, он хрипло спросил:

– Что ее спасло?

– Переливание. – Увидев, что Лахлан недоуменно сводит брови, он пояснил: – Ей ввели кровь через трубку, которая шла прямо ей в вену. Они считают, что ее состояние стабилизировалось, но раны не заживают. Я подозреваю, что у того, кто ее ранил, когти были отравленными. Может, это был упырь?

– Это с ней сотворил Деместриу. Я все видел, – сказал Лахлан.

– Не понимаю… – Гаррет резко замолчал и вскочил на ноги. Вся его фигура напряженно застыла. – Люсия?

Лахлан поднял глаза – и увидел, как она спускается по лестнице. Она наклонила голову так, чтобы волосы закрыли ей лицо. Как только стало ясно, что она плакала, Гаррет стал очень серьезным. Он впился взглядом в лучницу.

– Ей не лучше? – спросил Гаррет. Она молча покачала головой. Лахлан вцепился в прутья клетки.