Бессмертная скука

Турецкий Евгений

Мне кажется у Анодиала какой-то кризис среднего возраста. Всё ищет новые ощущения, а таковых и не осталось.

Да мне его поиски безразличны. – Ответил Диаполий, потягивая вино. – Но правила для того и пишут, чтоб их соблюдали. И поведение его мне нравится всё меньше и меньше. Заносчивость, агрессия… Если и дальше так пойдёт он уподобится… Сам знаешь кому.

Да, в этой компании было когда-то шестеро. Шестой её партнёр был взрывным, резким и злопамятным. Его никогда не спрашивали о том, что послужило причиной такого характера, но догадывались, что

это была обида. Скорее всего, на самого себя. Однажды он обезумел настолько, что взялся крушить чужие миры, что фактически означало, объявление войны. Впятером его смогли одолеть, заточить на границе бытия и закрыв проход в обитаемые миры. Потом, по всеобщей договорённости, навсегда стёрли его имя из памяти. Но шрамы от той бойни остались у каждого. Хоть имя и было предано забвению, но сами события оставались в памяти. И сейчас, когда Анодиал стал всё больше уподобляться тому, чьё имя забыто, старейшие клуба очень обеспокоились.

***

А звали его Эгоальф. Он был, пожалуй, лучшим творением Бога. Он успешно впитывал и осваивал всё что попадало в поле его внимания. Не было невозможного для него. Он создавал идеальные миры, с идеальным устройством, населённые идеальными созданиями. Он это знал и гордился собой. Гордился настолько, что замахнулся на самого Создателя, предложив ему соревноваться. На что тот, разумеется, обиделся и наказал его за дерзость. Отныне, всё, что Эгоальфу удастся лучше всего, будет исчезать за миг до того, как он этого коснётся. Первые несколько тысяч лет Эгоальф просто не старался что-то делать хорошо, как вышло – так и ладно. Но его перфекционизм всё же прорвался наружу и он создал идеальный во всех отношениях мир, которым любовался издалека, памятуя о наказании. Как-то на берегу океана он увидел русалку, юную и прекрасную. Она сидела на камне, расчёсывая свои длинные белые волосы гребнем и пела. Как же она пела! Это была не песня, а услада для его слуха, в ней был и шум моря, и пение птиц, и крики дельфинов, и величавое молчание космоса, он готов был слушать это пение вечно. Став прозрачным как воздух, он приблизился к ней незримо и сел рядом на камень. Он любовался её красотой и её голосом. Он настолько потерял самоконтроль, поддавшись чарам, что прикоснулся к её локонам пальцами. В тот же миг она рассыпалась кучкой морского песка. Эгоальф возопил в небо! Он кричал и проклинал Бога за его жестокость, но тот оставался глух к нему. Тогда он снова создал эту русалку и вдохнул в неё жизнь. Снова и снова она рассыпалась на мелкие песчинки. Тогда убитый горем Эгоальф удалился на край бытия и многие миллионы лет уединялся там на безжизненной каменной планете не имевшей в своей системе звезды. Только огромная чёрная дыра заставляла все окружающие её планеты вращаться на бешеной скорости вокруг себя. Чёрная дыра поглощала свет любой звезды, способной дотянуться своим лучом до каменной планеты Эгоальфа. Поэтому он сидел на краю скалы совершенно чёрного мира. Несколько лет подряд он прыгал с этой скалы, разбивался, снова восставал,

снова разбивался и так каждый день. Он надеялся, что физическая боль заглушит боль душевную. Но впервые в жизни он ошибался. И от этого становилось ещё больнее. В очередной, похожий на предыдущие день, на его планете появился совсем ещё молодой бессмертный. Он каким-то чудом промахнулся в галактиках и очутился здесь. Эгоальф сначала не поверил своим глазам. За многие миллионы лет он не встречал себе подобных. А этот белокурый, кудрявый юнец бесстрашно шагнул ему навстречу, протянул руку, обезоруживающе улыбнулся и произнёс: «Неомий! Я, кажется, немного заблудился…»

Куда же ты стремился попасть, раз угодил сюда? – Удивился наивной простоте Эгоальф.

К друзьям. В один из их миров.

И много вас таких?

Трое. Но я надеюсь, что нас больше.

Теперь вас, как минимум, четверо… – Усмехнулся отшельник.

Следуй за мной, если хочешь, я познакомлю тебя с ними. – Предложил Неомий и исчез. Эгоальф постоял секунду в раздумье и последовал по ещё открытому и осязаемому пути Неомия.

Очутившись в мире кишащем разнообразными тварями, он ужаснулся. Настолько далеки они были от идеала, что ему сразу же захотелось их поменять. Чем он и занялся не теряя ни секунды. Теопраксим был ошарашен такой наглостью и дерзостью! Он превратил наглеца в лягушку, но тот вернул свой прежний облик и обратил хозяина мира в опарыша внушительных размеров. Так бы они и продолжали, если бы не вмешался старый и мудрый Диаполий, заморозив обоих. И пока они находились в ледяных оковах, не в силах совладать с ними, Диаполий читал им морали. Убедившись, что суть его слов достигла их разума, он разморозил их. Тогда-то и пришло решение создать свод правил. Все согласились, что так будет лучше.

***

Неомий вернувшись в один из своих миров был несказанно счастлив почувствовать свежесть морского ветра. Как бы ни был симметричен и выверен мир Анодиала, но идеальным он не был. Как может вообще нравиться белый цвет?! Другое дело цвет моря, зелёного леса, оранжевого солнца… Он спустился в чащу леса и вдоволь напился воды из лесного ручья. Присел на камень и любовался синим цветением лианы. На соцветия то и дело садились разноцветные бабочки, затмевая своей красотой цветы. Свежий воздух прохладной тени наполнял лёгкие жизнью. Всё вокруг пахло жизнью. Это ли не прелесть? Он опусти ноги в ручей, они откликнулись благодарностью после жара мира Анодиала. Посидев так какое-то время, полюбовавшись цветением растительности и порханием мотыльков, он снова вернулся в ротонду над обрывистым берегом моря и задремал в созданном тут же гамаке. Сквозь полудрёму к нему в сознание дотянулась чья-то мысль: «Как ты мог меня предать?..» Он открыл глаза, сел в гамаке и начал вспоминать, кого бы это он мог предать? С соплеменниками он расстался очень даже дружелюбно и мирно. А кто бы ещё это мог быть? В его памяти вместе с именем стёрлись и многие юношеские воспоминания.

Конец ознакомительного фрагмента.