Бессмертная жизнь Генриетты Лакс
Шрифт:
Над ошеломленной аудиторией повисла гробовая тишина, — пока слово не взяла Тао Чу Сю — председатель отделения конференции, на котором выступал Гартлер. Сю была генетиком в Техасском университете, чьи ранние эксперименты с HeLa и другими клетками позволили определить точное количество хромосом у человека.
«Несколько лет назад я высказала некоторые подозрения относительно загрязнения линий клеток, — произнесла она. — Так что я рада докладу доктора Гартлера. Я также уверена, что этот доклад многих людей сделал несчастными».
Она была права, и от этих бедолаг посыпались вопросы:
«Как
«Анализ клеток проводился до того, как они стали выращиваться в моей лаборатории», — ответил Гартлер.
«Не отправляли ли вам клетки в замороженном виде?» — поинтересовался ученый, зная, что заражение могло произойти в процессе разморозки.
Гартлер сказал, что это не имеет значения, ибо для проведения анализа нет необходимости размораживать клетки.
Другой ученый желал знать, не являлось ли замеченное Гартлером сходство разных линий клеток просто следствием спонтанной трансформации, заставляющей все клетки вести себя сходным образом.
В конце концов слово взял Роберт Стивенсон из Комитета по сбору культур клеток: «Судя по всему, требуется более тщательное расследование, чтобы понять… не придется ли нам начинать все сначала, чтобы выделить некоторые новые линии человеческих клеток».
Тут вмешалась Сю, добавив: «Хотелось бы дать высказаться первыми тем, кто положил начало этим линиям клеток, — тем, кого атаковал доктор Гартлер. Если им есть что сказать в свою защиту, мы хотели бы это выслушать».
Роберт Чанг из Гарварда, чья широко использовавшаяся «линия клеток печени Чанга» числилась в списке Гартлера среди прочих зараженных HeLa линий, сердито глянул со своего места. Он использовал эти клетки для открытия ферментов и генов, специфичных для клеток печени. Если Гартлер был прав, и эти клетки действительно происходили из шейки матки Генриетты, то исследование печени, проведенное Чангом с их помощью, оказывалось лишенным всякой ценности.
Леонард Хейфлик имел особую личную связь со своей линией клеток WISH, которую Гартлер тоже назвал в числе зараженных: он вырастил ее из клеток, взятых из амниотической оболочки, в которой когда-то плавала его неродившаяся дочь. Хейфлик спросил Гартлера, возможно ли обнаружить G6PD-А в образцах, взятых у белых людей.
«О субъектах кавказской [европеоидной] расы с G6PD-A сообщений не поступало», — ответил Гартлер.
Чуть позже — во время беседы под председательством Джорджа Гая — Хейфлик сделал доклад о «фактах и теориях» спонтанной трансформации клеток в культуре. Прежде чем начать речь, Хейфлик поднялся на подиум и заявил, что, поскольку при тестировании клеток линии WISH предположительно был выявлен генетический маркер, обнаруженный только у черных людей, он во время перерыва позвонил своей жене и поинтересовался, действительно ли он был отцом своей дочери. «Она заверила меня, что мои наихудшие страхи были необоснованными», — сказал он. Аудитория разразилась смехом, и больше никто ничего не сказал публично об открытиях Гартлера.
Однако некоторые люди приняли Гартлера всерьез: прежде чем покинуть конференцию, Стивенсон встретился за обедом с несколькими лучшими культиваторами
И все же многие ученые по-прежнему отказывались верить в реальность заражения клетками HeLa. После конференции, на которой Гартлер «сбросил» то, что стало известно как «бомба HeLa», большинство исследователей продолжали работать с клетками, которые, по утверждению Гартлера, были зараженными. Тем не менее Стивенсон и несколько других ученых осознали потенциальный масштаб проблемы заражения клетками HeLa и потому начали разрабатывать генетические тесты, которые могли бы идентифицировать клетки HeLa в культуре, вместо того чтобы просто проверять культуру на наличие G6PD-A. И в конце концов эти тесты привели их к семье Генриетты.
21
Ночные доктора
Спустя два месяца после того, как Сонни Лакс меня «продинамил», я вновь поджидала его, на этот раз в холле гостиницы Holiday Inn в Балтиморе. Было 1 января, и Сонни уже опаздывал на два часа. Решив, что он опять уклонился от встречи, я стала собираться к отъезду, как вдруг услышала мужской голос, воскликнувший: «Так это вы мисс Ребекка?!»
Неожиданно рядом со мной вырос Сонни с широкой и застенчивой щербатой улыбкой, делавшей его похожим на пятидесятилетнего подростка. Он рассмеялся и похлопал меня по спине.
«Вы же не отстанете, верно? — спросил он. — Признаться, я знаю только одного человека еще упрямее вас — это моя сестра Дейл».
Ухмыльнувшись, он поправил свою черную шоферскую кепку: «Я пытался убедить ее встретиться с вами сегодня, но она даже слышать не хотела».
Смеялся Сонни оглушительно. Его озорные глаза превращались в узенькие щелки, когда он улыбался. Лицо его было доброжелательным и приятным, открытым миру. Он был худ, ростом самое большее пять футов и девять дюймов [175,26 см] и носил тщательно подстриженные усы. Протянув руку к моей сумке, он сказал: «Что ж, пора в путь».
Я последовала за ним к «вольво», который он оставил незапертым и со включенным двигателем прямо на парковке рядом с гостиницей. Машину он одолжил у одной из дочерей. «Никто не хочет ездить в моем старом потрепанном фургоне, — пожаловался Сонни, включая передачу. — Готовы ли вы к встрече с Большим Кахуной?»
— Большим Кахуной?
— Ага, — ухмыльнулся Сонни. — Дебора говорит, чтобы вы сначала поговорили с нашим братом Лоуренсом, прежде чем с вами будет говорить кто-то другой. Он проверит вас и решит, что к чему. Если он скажет, что все в порядке, то, может быть, и остальные из нас тоже поговорят с вами.