Бессмертник

Плейн Белва

— Да.

— Анна, говорить следует: «Да, миссис Вернер».

— Да, миссис Вернер.

— Вы хотите приступить к работе сегодня?

— Да, да! Да, миссис Вернер.

— Тогда можете съездить домой за вещами. Так, сейчас одиннадцать… Машина мне до двух не понадобится. Куин вас отвезет.

— На автомобиле?

— Да. Ведь тащиться на трамвае через весь город с тяжелыми вещами неудобно.

— У меня немного вещей, они не тяжелые. Только одежда и подсвечники.

— Подсвечники?

— Да, мамины. Они очень ценные.

— Ну, тогда, конечно, привезите. — Дама улыбнулась — едва заметно и вполне доброжелательно.

Как

же везде чисто! И сама она наконец чистая. Она начала с ванны, чистой белой ванны, заполненной горячей-горячей водой. Анна там чуть не заснула. Постель с чистым, накрахмаленным бельем — она будет спать здесь одна! Можно повернуться как хочешь, можно раскинуть руки, ноги, хоть на всю ширину.

Ей припомнился весь сегодняшний день. Поездка на машине — все закрыто, занавешено, похоже на комнатку, стены которой обтянуты нежнейшим, песочного цвета шелком. На сиденье ковер из серого меха, на нем выткана большая буква «В». Шофер Куин сидит снаружи, у него только дверца, а крыши нет. Он не сказал ей ни слова. Не очень-то ему, наверно, понравилась улица Хестер, где все глазели на машину как на диковину, где машине не пробраться среди фургончиков и тележек. Едва затормозили, дети облепили машину, точно мухи, и Куин очень рассердился. Но все же помог погрузить узлы и коробки.

Жаль, Джозеф не видел этой машины. Руфь снова сказала, что я спятила, раз иду в служанки и теряю свою свободу. Как-то я не вижу, чтобы сама Руфь была очень свободна. А останься я там, на улице Хестер, превращусь в такую же заезженную клячу. Но я привыкла к Руфи, буду скучать.

— Почему к вам обращаются «миссис», а ко мне просто по имени? — спросила Анна у кухарки на следующее утро.

— Кухаркам всегда говорят «миссис», — ответила миссис Монахан. — Между прочим, ты у нас первая горничная-еврейка. Хотя сами хозяева — евреи.

Анна поразилась:

— Вернеры — евреи?

— А кто ж еще? Большие люди, важные. Я у них уже семь лет работаю. Невестка отговаривала меня идти к евреям, но я пошла и ни разу не пожалела. Самые настоящие благородные господа.

— Я очень рада, — сдержанно сказала Анна.

— Выспалась-то хорошо? А то на новом месте, бывает, не спится.

Кухарка разворошила уголь в плите, и он, еле тлевший, разгорелся весело и жарко. Из-под крышки сковородки заструился аппетитный парок.

— Что там? — спросила Анна.

— Там-то? Бекон, разумеется, свиная грудинка… Чему ты удивляешься?

— Но вы сказали, что хозяева — евреи?! Разве им можно есть свинину?

— Чего не знаю, того не знаю. Сама у них и спроси. Хозяин всегда ест по утрам бекон и яйца. А она выпьет чашечку чая да съест поджаренный хлебец с джемом, прямо в спальне. Я научу тебя расставлять завтрак на подносе, будешь относить ей без четверти восемь. Утром только успевай поворачиваться: и тебе, и мне дела хватит.

— Я не могу есть свинину, — сказала Анна. Рот ее заполнила тошнотная слюна.

— Не можешь, не ешь, — отозвалась миссис Монахан, и лицо ее осветила догадка. — Религия твоя, что ли, не позволяет? Нельзя вам?

— Нельзя.

— А почему? — Миссис Монахан перевернула кусочки бекона на сковородке.

— Не знаю. Но это запрещено. Это дурно.

Миссис Монахан сочувственно кивнула:

— Скоро подойдет посыльный от мясника, за заказом на обед. Хозяевам я приготовлю утку, а себе, поскольку сегодня пятница, закажу рыбу.

— А почему

надо есть рыбу, раз пятница?

— Ну как же? Господь-то наш умер в пятницу.

Анна хотела поточнее выяснить связь между рыбой и смертью Господа, но тут донесся звон колокольчика, и миссис Монахан заторопилась:

— Боже, чего это она сегодня в такую рань?! Так, достань-ка чашку и блюдце, вон те, фарфоровые, белые с синим. И положи на поднос «Нью-Йорк таймс». Ох, теперь разносчик льда на мою голову! Пойди, милочка, открой! Скажи — пятьдесят фунтов. Поняла? Вот умница…

Изучить жизнь и порядки в этом доме оказалось совсем несложно. Открой дверь, прими у хозяйки плащ, у хозяина — шляпу и трость. На стол подай слева, а грязную посуду убери справа. Поаккуратнее с фарфором и хрусталем, чтоб краешки не отбились. Полей цветы; следи, чтоб капли не попали на стол — дерево от воды белеет. В пять часов накрой к чаю — помнишь, как у мисс Торн? К тому времени миссис Вернер возвращается из магазинов, приводит подруг; их меха пахнут свежим морозцем, а духи сладостно кружат голову. Учись пользоваться телефоном: покрути ручку аппарата, висящего на стенке, скажи девушке на станции нужный номер, а когда соединят, говори так, чтоб рот был поближе к трубке. Все запиши: кто звонил, что передал, — для этого возле телефона лежит пачка отрывных листков.

А вечером, закончив все дела, можешь подняться в свою комнату, в свою собственную комнату, где на комоде, перед зеркалом, стоят в рядочек твои книги. Можешь лечь и почитать, дочитать «Монастырь и любовь» Чарльза Рида — какая удивительная, чудесная история!.. И в довершение можешь съесть апельсин или гроздь винограда.

— Лучше уж съешь, пока не испортились, — говорит миссис Монахан.

— Что и говорить, — рассуждала миссис Монахан, опершись локтями на кухонный стол, — у богачей свои причуды. Хозяину от родителей достался дом в горах, в Адирондаке, большой такой, бревенчатый, похож на хижину Линкольна, только больше. Из окон видны лес, озеро и — ни души кругом, на сто миль. Аж дрожь пробирает. Озолоти меня — не стала бы в такой глуши жить. Отсюда целую ночь ехать надо, в спальном вагоне. Ну, ехать, конечно, весело, целое приключение. Племяннику моему, Джимми, на пользу пошло. Он в тот год ногу сломал, и хозяева взяли его и сестренку его младшую, Агнессу, с собой — на все лето. Джимми-то мой и мистер Пол в аккурат одногодки. Они там хорошо пожили, весело. Детьми еще были, с тех пор много лет прошло. Джимми теперь в гараже работает, а мистер Пол у отца, в банке. Ты знаешь, что у них свой банк? Куин говорит — шикарное место. Где-то на Уолл-стрит. Мистер Пол тебе наверняка понравится, приятный человек, легкий, он всем нравится. Говорят, очень умный, но держится просто, и не скажешь, что умен. Вот только книжки все время покупает. В доме от них уже не повернешься, скоро дышать нечем будет.

Да, здесь целая книжная сокровищница. Анна всегда старалась убирать эту комнату подольше. Есть книги старые, антикварные, с пожелтевшими страницами и меленькими буквами. Есть альбомы по искусству: мраморные дворцы с колоннами, арки; портреты женщин с младенцами; другие женщины, обнаженные, в небрежно наброшенных, почти прозрачных накидках; даже крест с висящим на нем распятым человеком — лицо мирное, покойное, а из рук и ног, из-под гвоздей, течет кровь. Эти страницы Анна перелистывала очень быстро.