Бессмертник
Шрифт:
2 июля
Эдвард такой хороший! Я даже призналась ему, что жалею, что провела с ним столько времени, — теперь будет так трудно расставаться. Кстати, без Тессы он ведет себя совсем иначе — мягче и проще. И при этом он, я уверена, ее любит: он смотрит на жену с такой гордостью.
Сегодня мы были в гостях у Дана. Эдвард взялся нас отвезти.
День воскресный, звонят колокола всех церквей — сотни, тысячи колокольчиков. Такой мне и запомнится Европа, окутанная вынимающим душу сладким перезвоном. Джозефу этот «шум» не нравится. Но по-моему, он просто не любит церкви.
Итак,
Квартира у Дана темная и тесная. Мебель чересчур громоздкая для маленьких комнатушек. Дене, должно быть, нелегко поддерживать тут порядок: дети все время крутятся под ногами, да и за отцом надо ухаживать, он тоже с ними живет. Он очень-очень старенький, с длинными пейсами, в длинном черном лапсердаке. По виду он годится ей в дедушки.
Эдвард привез нас и на часок задержался. Дена подала на стол кофе с пирожными. Похоже, венцы ничего другого не едят. Мне-то кофе с пирожными очень нравится — и вкусно, и питательно. Вчера, кстати, Эдвард возил нас в кондитерскую Демеля — пальчики оближешь. Мы втроем стали вспоминать детство, дом. Было очень хорошо и вовсе не грустно. Джозеф с Деной тихонько слушали и радовались, что мы снова вместе. Джозеф сказал, что ему мое общение с братьями доставляет особое удовольствие, потому что сам он — единственный ребенок в семье. У Дены три сестры, только все они живут в Германии, и она не виделась с ними много лет.
«Но Германия близко!» — воскликнула я и тут же прикусила язык, потому что Дан сказал: «Нам, Анна, путешествовать не по карману». А Дена добавила: «В Австрии жизнь тяжелая, но в Германии еще хуже. Там многие голодают».
«Зато Америка процветает, — сказал Джозеф. — Там можно нажить неплохие деньги. Ты никогда не думал переехать в Америку, Дан?»
Дан ответил, что у него таких мыслей нет. Концы с концами он сводит. Здесь, в Вене, теперь его дом. Неохота снова сниматься с места, где-то скитаться. И добавил с усмешкой: «Брата моего ты почему-то не зазываешь».
Джозеф растерялся, а Эдвард просто сказал: «Да, мне повезло».
Здесь, в этом доме, он совсем другой: болтает на идише с Дениным отцом, шутит, смеется. Когда же он наконец поднялся и сказал, что должен нас покинуть, хотя и очень не хочет, мы поняли, что сожалеет он искренне и вправду хотел бы остаться с нами.
Дан в своем доме тоже другой. Угощали нас хорошо: на первое густой, жирный суп, на второе — курица с клецками; Дена внесла ее на блюде и поставила посреди стола.
«Без деревянных чурбанов, что стоят за твоей спиной в доме Эдварда, как-то легче дышится, — заметил Дан. — Можно и самим себя обслужить, беседе это не помешает». Он говорил без всякой зависти, но я все-таки решила не рассказывать, что у нас в доме тоже есть прислуга, хотя наши Элен и Маргарита, конечно, не такие вышколенные и чопорные, как слуги у Тессы.
Я
«A-а, с графиней-баронессой?» — язвительно сказал он, но Дена тут же шикнула на него: «Дан, веди себя прилично!»
«Я против нее ничего не имею, просто называть ее иначе не могу. Она из другого теста сделана. Как он с ней познакомился? Ты же помнишь, Эли во время войны прославился, а у кого-то из этих богачей была вечеринка, ужин в честь славных героев, там-то они и встретились. Насколько я знаю, ее отец поначалу не очень приветствовал ухажера-бедняка, но потом оценил его очень высоко и взял в дело. Эта семья чем только не занимается — и текстильным производством, и банковскими операциями, и в правительстве у них связи имеются. Такая вот история».
После ужина было еще светло. Я помогла Дене убрать со стола, а Дан с Джозефом отправились прогуляться. Дан сказал, что, поскольку Джозеф строитель, ему будет интересно кое на что поглядеть. Вернулись они через час с лишним, оба очень довольные. Оказывается, Дан водил его к школьному зданию семнадцатого века с толщиной стен больше трех футов. И в нем по-прежнему учатся дети!
Нам было так хорошо в этом доме! Как же обидно, что приходится жить врозь, да еще так далеко… Когда мы прощались, Дена обняла меня и сказала точно то же самое: «Жаль, что мы не можем жить как родные, близкие люди».
4 июля
Сегодня Четвертое июля. Непривычно не быть в этот день на берегу, не смотреть на осыпающийся в воду фейерверк. Айрис в этом году отмечает праздник в семье Руфи. Она всегда ждет его с таким трепетом. А мне вспоминается первый в моей жизни фейерверк, когда мы Четвертого июля ездили на Кони-Айленд — перед рождением Мори. Как же далеко я от Америки, от дома…
6 июля
Должна признать, что Тесса со мной очень мила. Сегодня днем мы с ней ходили за покупками и обошли, по-моему, все магазины на Грабен и Кертнерштрассе. Я купила себе сумочку с вышивкой, кое-какие подарки детям и великолепный чайный сервиз. Этот фарфор мне придется мыть самой, я просто никому не смогу его доверить — так дорого он стоит.
«Конечно, — кивнула Тесса, когда я сказала ей об этом, — понимаю. У меня таких проблем нет, поскольку есть Трудл, она пришла в дом вместе со мной от моих родителей и заботится о моих вещах, как о собственных».
Думаю, приятно быть такой уверенной в себе. Причем я чувствую, что она вовсе не надменна, просто это манера, стиль, который мы неверно толкуем. Может, завидуем ее уверенности? Хорошо все-таки, что я захватила по настоянию Джозефа выходные костюмы и платья. Женщины здесь очень элегантны.
Джозефу я купила золотые наручные часы. Тут они намного дешевле, чем в Америке, но все равно стоят немало. Я откладывала из тех денег, что Джозеф дает на хозяйство, иначе я никогда не смогла бы купить ему ничего приличного — он не позволяет тратить на себя ни цента. Часы я покажу ему только на корабле, иначе он заставит меня отнести их обратно.
Мы с Тессой зашли выпить кофе в кондитерскую Захера. Дома ждал Джозеф. Он очень обрадовался, что я столько всего накупила.
«Погоди, скоро она попадет в Париж!» — воскликнул он и заговорщицки подмигнул Тессе.