Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
Ночью ему снились сплошные завалы из тяжелых черных шпал. Они обступили его со всех сторон. Они отрезали ему все пути. Они давили его своей громадностью и невыносимо тяжкой чернотой. Он разбирал один, а за ним поднимался второй. За вторым — третий. За третьим — четвертый… И так до самого утра, пока не разбудила на службу жена.
Шли дни. Папки жандармов на глазах разбухали от обилия исписанных бумаг, но ни одна из них так и не сдвинула дела с мертвой точки. Начальник губернского жандармского управления полковник Яковлев сорвал голос, разнося своих подчиненных; губернатор Ключарев костерил
Департамент полиции слал одну бумагу за другой, и с каждым разом все грознее, пока совершенно не потерял терпения: что там происходит, в этой полуазиатской Уфе, — один поезд грабят за другим, а они и в ус не дуют! Жалованье господам жандармам получать надоело, или служба не по плечу?.. В конце концов пригласили Яковлева в Петербург для личных объяснений.
Собираясь в столицу, полковник вызвал своего заместителя по городу Уфе ротмистра Леонтьева и этак ласково сказал:
— Милый Иван Алексеевич, если по приезде в Петербург я не получу от вас сообщения об аресте грабителей, считайте, что вы разжалованы до рядового стражника и отданы под суд. Для ваших тридцати пяти лет это было бы равносильно катастрофе, не так ли, голубчик?
— За что, господин полковник? — бледнея, еле выговорил ротмистр.
— За то, что в Питере точно таким же манером разделают и меня, ротмистр.
— А вас, простите, за что?
— За то, что в России революция, голубчик!
Полковник уехал, оставив своих подчиненных в тягостном тревожном ожидании. Ротмистр Леонтьев работал день и ночь, весь почернел, замкнулся в себе, ожесточился. Вместе с ротмистром Кирсановым они еще раз побывали на местах ограбления поездов, вместе проанализировали весь следственный материал и пришли к выводу, что обе экспроприации совершены людьми, хорошо знающими местные условия, и скорее всего даже одной группой.
— Уголовников надо исключить сразу и полностью, — решительно заявил Кирсанов. — Это не их почерк, да и не осилят они такое дело. Согласны?
С этим Леонтьев был согласен. Почерк, конечно же, не тот: нападающие действовали очень осмотрительно, изымали только казенные деньги, не нанося ущерба пассажирам, старались обойтись без ненужных жертв. Опрошенные свидетели непременно подчеркивали эту их особенность, а иные вообще утверждали, что они — не «простые» люди, а «образованные».
— Да, уголовники действовали бы иначе. Между прочим, и анархисты тоже, — соглашался Леонтьев. — Что же касается наших эсеров, то им такие дела совершенно не по плечу. Кроме того, эти господа предпочитают не церемониться с людьми и часто попадаются, а тут тебе никакой зацепки…
— Я тоже думаю, что это действует боевая дружина большевиков. Посмотрите, как все четко, по-военному. К тому же только большевики имеют сейчас такие силы. Или вы сомневаетесь, Леонтьев?
— Я не сомневаюсь. Более того — я уверен в этом. Но для того, чтобы моя личная уверенность стала бесспорным фактом дознания, мне, извините за каламбур, нужны факты. А их пока нет. Ни у меня, ни у вас.
— Да, черт побери, нет! Начальство требует улик, арестов, признаний, а у нас руки пусты… Может, зря церемонимся, Леонтьев?
— Что вы предлагаете? Арестовать за «соучастие» кого-то из артельщиков? Кого-то из стражи? Машиниста? Кондуктора? Кочегара?
— А что? Потом, разобравшись, выпустим…. А то ведь как-то
— Нет, Кирсанов, это не выход. Нужно искать «ниточку», а она приведет нас и к обыскам, и к арестам.
— Дай-то бог!..
Ночью ротмистра Леонтьева опять терзала жестокая бессонница. Не давала покоя навязчивая мысль, что он упустил, не учел, забыл что-то чрезвычайно важное, из-за чего все дело зашло в тупик. Что именно он упустил и забыл, терялось в потемках уставшей памяти и никак не вспоминалось. Может быть, всего лишь какой-нибудь пустяк, в действительности совершенно ничего не решающий, может, даже пустяка этого нет… а вот поди ж ты: всю ночь крутится в голове, не дает уснуть…
Утром, торопясь по своей Гоголевской на службу, ротмистр от неожиданности едва не споткнулся на ровном месте. Наконец-то он вспомнил! Вспомнил, что этот ротозей вахмистр так и не доставил к нему на допрос переездного сторожа с разъезда Дема. Пустяк, сущий пустяк, что может он решить в этом огромном, чудовищно сложном деле? И стоило из-за такой чепухи не спать всю ночь? Чепуха, чистейшей воды чепуха!..
И все-таки, придя на службу, он протелефонировал ротмистру Кирсанову и попросил отыскать этого злополучного сторожа. К вечеру того доставили к нему в кабинет, причем не одного, а вместе с сыном — восемнадцатилетним железнодорожным рабочим, с которым они жили вместе в сторожевой будке № 598, на железнодорожном переезде.
Опытный взгляд сразу подметил, что сын сторожа что-то очень уж нервничает, и Леонтьев решил допросить его первым. Отослав остальных в коридор, сделал строгое лицо и, нарочито грубя голос, сказал:
— Ну что, Петр Бурмистров, начнем?
Парнишка взволнованно заерзал на стуле и, задыхаясь от страха, пролепетал:
— Начнем, ваше благородие господин ротмистр… Только если вы о деньгах, так я сам все скажу, извольте не беспокоиться. Я уж и господину вахмистру докладывал, и деньги все вернул, так что не губите, ваше благородие: не подумавши я, с дурости, дьявол попутал.
Ротмистр сразу понял, о каких деньгах идет речь, но виду не подал.
— Так, так… Дьявол, значит.. Ну, ну…
— Известно, дьявол, ваше благородие! Утром, когда всем уже стало известно об ограблении почтового, пошли наши мужики на то место поглядеть, ну и я с ними. Из любопытства, значит. Ну, и нашел ямку, до краев деньгами наполненную. В жизни таких денег не видал. У меня ведь заработок всего-то ничего — семь рублей в месяц выходит, а тут этакая прорва. Глаза разбежались, руки-ноги затряслись, начал за пазуху кидать. А потом страшно стало, что же это я, думаю, делаю? Надо же по начальству заявить. Ну и заявил. И все деньги — целых триста шесть рублей — до копеечки вернул… Не губите, ваше благородие, не виноватый я…
Ротмистр разочарованно вздохнул и уже буднично, безо всякой надежды спросил, что ему вообще известно об этом происшествии.
— Что известно? — пожал плечами словоохотливый парнишка. — Да то же, что и всем: ограбили какие-то люди в масках. Сам я их не видел, потому что был в это время в будке на переезде, отца ждал: он у меня там переездным сторожем служит.
— И на переезде ничего не видел?
— А что на переезде-то? Хотя, может, это вам будет любопытно… Я про господина офицера вспомнил… Рассказывать, что ли?