Бессмертные Мелухи
Шрифт:
Видимо, старик счел Шиву слабослышащим, так как уже громче сказал:
— Садись со мной, сын мой, и поешь!
Шива еле нашел в себе силы покачать головой:
— Нет, спасибо тебе, добрый человек.
Лицо старика сразу помрачнело.
— Это хорошая еда, — сказал он, и в глазах его отразилась боль. — Иначе бы не предложил ее тебе.
Поняв, что оскорбил гордого старика, общаясь с ним, как с нищим, Шива произнес:
— Нет, нет, я не это имел в виду. Я вижу, что еда хорошая. Просто я…
Теплой улыбкой старик прервал Шиву:
— Тогда сядь рядом со мной,
Шива согласно кивнул и сел прямо на землю. Старик положил банановый лист между ними. Там был хлеб и водянистая каша, еда, которую Шива только что считал непригодной для употребления. Старик глянул на Шиву и его полуслепые глаза просияли:
— Ешь!
Пришлось отломить кусочек хлеба, макнуть его в кашу и проглотить. Пища легко проскользнула вглубь тела, но тяжело легла на душу. У Шивы было такое чувство, что вся его праведность вытесняется из него. Старик великодушно улыбался.
— Давай, сын мой, поешь еще! Для твоего могучего тела нужно много еды!
Шива вздрогнул и посмотрел на старика. Тот своими худыми руками ломал хлеб, большие куски он протянул Шиве, оставив себе сущие крохи. Сердце Шивы упало куда-то вниз, слезы подкатили к глазам. Больше поднять взор у него не хватало сил. Он быстро съел все, что предложил ему старик. Вскоре еда закончилась.
«Свобода. Свобода иметь достоинство и благородство такими вот несчастными. Что-то невозможное в образе жизни Мелухи!»
— Ты утолил свой голод, сын мой?
Все еще не смея посмотреть старику в глаза, Шива кивнул.
— Вот и хорошо. Теперь иди. До храма путь не близок.
Шива был изумлен такой неожиданной щедростью. Широкая улыбка старика не скрывала его впалых щек. Он пребывал на грани голодной смерти и все же отдал практически всю свою еду незнакомцу. В сердцах Шива проклял сам себя за совершенное богохульство. Великое кощунство думать, что он мог быть «спасителем» для такого человека. Шива обнаружил, что непроизвольно, как будто под воздействием большой силы, клонится вниз. Он протянул руки и коснулся стоп старика.
Старик рукой нежно коснулся головы Шивы, благословляя его:
— Да найдешь ты, сын мой, то, что ищешь!
Шива поднялся на ноги, сердце ныло от чувства вины, к горлу подкатил вопль раскаяния, душа налилась небывалой тяжестью, все его праведные устремления были подавлены щедростью старика. Он знал ответ. То, что он сделал, было неправильно. Он совершил ужасную ошибку. Эти люди не были злом.
Глава 26 Вопрос вопросов
Путь к храму Рам Джанмабхуми вился по склонам полого холма и только потом заканчивался в обители Господа Рамы. Отсюда открывался захватывающий дух вид на город, лежащий внизу. Но Шива ничего этого не видел. Он не видел даже великолепного и гигантского здания храма, не говоря уж про живописные сады, окружающие его.
Храм был чистой поэзией, написанной белым мрамором божественным зодчим. Тот, кто создал храм, построил и лестницу, ведущую к нему, одновременно прекрасную и внушающую трепет. На площади перед храмом стояли грандиозные, искусно вырезанные из мрамора, статуи.
Зодчий прекрасно знал, что любимым временем для Господа Рамы было утро. Не случайно, на потолке храма было красками написано утреннее небо, так же, как оно выглядело, если бы не было крыши.
Купол был увенчан высоченным шпилем, не менее пятидесяти человеческих ростов. Он был подобен руке, протянутой в приветственном жесте к богам. К чести Чандраванши, в храме никак не отразились их необузданные чувства и страсти. Его сдержанная красота вполне соответствовала спокойному характеру и вкусам Господа Рамы.
Ничего этого Шива не замечал. Он не увидел причудливо вырезанных статуй и внутри святилища. В центре стояло изваяние самого Господа Рамы, окруженного изображениями его близких. Справа статуя его возлюбленной жены Ситы, слева — его преданный брат Лакшман. В ногах Господа Рамы стоял на коленях его любимый ученик — Хануман из племени Вайюпутра, то есть Сыновья бога ветра.
Посмотреть в глаза Господа Рамы. Это было выше сил Шивы. Он боялся увидеть там свой приговор. Спрятавшись за колонной, он присел, терзаемый скорбными мыслями. Когда Шива больше не смог сдерживать чувство вины, из глаз его хлынули слезы. Пытаться остановить их поток было невозможно, как невозможно остановить разлив реки в половодье. Охваченный раскаянием, Шива до боли закусил свой кулак. Затем он поджал ноги к груди и опустил на колени голову.
Погруженный в свою печаль, Шива не ощутил сострадательного прикосновения руки к плечу. Так как реакции не последовало, рука слегка сжала его плечо. Шива догадался, кто это, но головы не поднял. Ему не хотелось показаться слабым, с глазами, полными слез. Ссохшаяся от старости, но нежная, рука, отпустила плечо, а ее владелец принялся терпеливо ждать, пока Шива окончательно успокоится. Когда время пришло, он вышел вперед и сел перед Шивой.
Все еще мрачный Шива почтил пандита сложенными у груди ладонями. Пандит выглядел почти точно также, как и пандиты из храма Брахмы и храма в Мохан-Джо-Даро. Такая же большая белая борода, такие же длинные седые волосы. Из одежду — накидка и шафрановые дхоти. Такое же лицо со спокойной приветливой улыбкой. Разве, что этот пандит был шире в талии, чем виденные Шивой ранее.
— Неужели всё так плохо? — спросил пандит.
Глаза его сузились, а голова слегка наклонилась. Вся его поза выражала сочувствие. Он терпеливо ждал ответа. Не подымая головы, Шива простонал:
— Ты не знаешь, что я сделал…
— Я знаю.
Теперь Шива посмотрел на пандита глазами, полными удивления и стыда.
— Я знаю, что ты совершил, о Нилакантха, — сказал пандит. — И я снова спрашиваю — неужели это так плохо?
— Не называй меня Нилакантхой! Я не заслуживаю этого имени, — навзрыд воскликнул Шива. — У меня на руках кровь многих тысяч людей!
— Да, многие тысячи погибли, — кивнул пандит. — Вернее, сотни тысяч. Но ты думаешь, что они не умерли бы, если тебя не было бы рядом? Действительно ли их кровь на твоих руках?