Бессмертные
Шрифт:
— На выходные я ездил в пансионат “Кол-Нива”, — стал объяснять он. — С одной девочкой. Все было замечательно, но потом Питер Лофорд (он занимал соседний столик) начал подкалываться к моей девочке…
Ну, я, конечно, не собирался терпеть его выходки и сказал ему, чтобы он отвалил. Представляешь, этот пьяный ублюдок подошел и стал лапать ее прямо на глазах у всего честного народа. Потом вдруг откуда ни возьмись появляются Синатра и Мэрилин Монро. Она извиняется, он уводит Лофорда. Потом нам приносят бутылку шампанского, и все в ажуре… А Мэрилин меня просто покорила. Она так умело обуздала Лофорда, и к девочке
Слушая бесконечную болтовню Глима, я погрузился в свои мысли — как и многие в Голливуде, Глим научился болтать без умолку до тех пор, пока сам не выдохнется или не будет исчерпана тема разговора.
— И когда мы увидели ее на аэродроме, я не мог прийти в себя от изумления, — рассказывал он. При этих словах я встрепенулся, понимая, что потерял нить разговора и прослушал что-то важное.
— Что-что?
— На аэродроме, — повторил Глим несколько раздраженно. — Боже мой, я не поверил, что это та самая женщина, которая накануне вечером подходила к нашему столику. Ее буквально несли на руках, и, по-моему, против ее желания , как мне показалось, хотя в это трудно поверить…
Я вполне допускал такое.
— Там и врач был. Он шел сразу же за ними со своим черным чемоданчиком. А она вырывалась — не хотела садиться в самолет, а может, ей просто не нравилось, что ее держат, кто знает?
— Она что-нибудь говорила?
— Нет. Они втащили ее в самолет. Вернее, втолкнули ее туда. Клянусь богом, Дэйвид, это было похоже на похищение. Кошмар какой-то.
Я поспешно поблагодарил Глима и сразу же набрал номер телефона Мэрилин. Трубку снял доктор Гринсон.
— Как она себя чувствует? — спросил я.
— В данный момент отдыхает, — ответил Гринсон. Голос у него был приятный — сиделке с таким голосом цены бы не было. Мне вдруг пришло в голову, что Гринсон, возможно, единственный врач-психиатр в стране, который лечит пациентов у них на дому.
— Скажите, — попросил я, — с ней ничего не случилось? Я слышал, что вчера вечером, когда она уезжала из Тахо, там были какие-то осложнения.
— Я советовал ей не ездить туда, но она не послушала, — довольно неприветливо сказал Гринсон, словно я в чем-то обвинял его.
— Что произошло?
— Меня там не было, господин Леман. Но, пожалуй, на Мэрилин эта поездка сказалась неблагоприятно, что совсем неудивительно, учитывая ее состояние…
В устах доктора Гринсона слово “состояние” имело очень емкий смысл.
— Можно ли ей чем-нибудь помочь, доктор? — спросил я.
Гринсон ответил не сразу.
— Честно говоря, тут мало что можно сделать. Она чувствует себя покинутой, потеряла веру в себя, а у нее и так этой веры было не много…
— Передайте ей, что, если она хочет, я прилечу к ней, — сказал я, хотя сомневался, что мое присутствие пойдет Мэрилин на пользу. Последний раз я тоже летал в Калифорнию, чтобы помочь ей, но моя миссия окончилась провалом — для меня. Еще раз бросаться очертя голову
— Передам, — пообещал Гринсон. — Но, пожалуй, в этом нет необходимости. — Его уверенный тон несколько развеял мою тревогу.
Успокоенный, я попрощался с врачом, а свою секретаршу попросил послать Мэрилин цветы и вложить карточку со словами: “Я всегда к твоим услугам. Дэйвид”. После этого я набрал номер телефона Бобби в министерстве юстиции, рассудив, что неприятные дела откладывать незачем.
Бобби не сразу ответил на мой звонок. В его голосе слышалось явное раздражение — так разговаривает человек, который заранее знает, по какому поводу его беспокоят. Мы обменялись любезностями, поговорили о том о сем, и только потом я перешел к делу:
— Я слышал, Мэрилин неважно себя чувствует.
— Ей сейчас тяжело, бедняжке, — сказал Бобби, словно Мэрилин страдала не из-за него. Тон его был сочувственным, но в нем слышалась настороженность. К этому времени жизнь Мэрилин, казалось, состояла из одних только невзгод. Они нарастали, словно могучая волна, поднимающаяся из глубин, которая вот-вот поглотит всех и вся.
— Я делаю все, что в моих силах, Дэйвид, — терпеливо продолжал он. Я хорошо знал Бобби и догадывался, каких усилий ему стоит сдерживать свой ирландский нрав, но он, по всей видимости, решил, что чем спокойнее он будет держаться со мной, тем скорее я закончу разговор и оставлю его в покое. — Я попросил Питера присматривать за ней.
— Он едва в состоянии заботиться о себе, а ты хочешь, чтобы он еще присматривал за ней. Тебе известно, что вчера вечером ей пришлось сделать успокоительный укол, чтобы увезти из Тахо в Лос-Анджелес? Ее буквально втащили в самолет.
— Благодарю за информацию, но ситуация находится под контролем, — сказал Бобби. — О ней заботятся Питер и Пэт, доктор Гринсон и миссис Мюррей и другие люди, чуть ли не полгорода. Если у тебя тоже возникло желание присоединиться к этой армии благотворителей, сделай одолжение.
— Видимо, так и придется поступить.
— Вот и замечательно, — вспылил Бобби. — Поступай как знаешь. Эти выходные мы с Этель и детьми тоже проведем на Западном побережье, недалеко от Сан-Франциско, но в Лос-Анджелес я ехать не собираюсь. И тебе не советую, если хочешь знать мое мнение. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Ехать к ней сейчас бесполезно. Между прочим, ее врач тоже так считает, — добавил он и повесил трубку.
Конечно, Бобби был прав. Так считал доктор Гринсон, и именно это хотели слышать все мы — а Бобби особенно, — о чем Гринсон, безусловно, догадывался.
И только после того, как Бобби повесил трубку, я осознал, что он ни разу не назвал Мэрилин по имени. И что он уже разговаривал с доктором Гринсоном.
Мэрилин позвонила мне только в среду. Я был у себя в офисе и собирался уходить: у меня была назначена встреча за обедом с одним из моих клиентов.
— Спасибо за прекрасный букет, — сказала она. — Больше никто не прислал мне цветов.
— Если хочешь, я буду присылать тебе цветы каждый день.
— Что ты, милый, это мы уже проходили. Знаешь, я тогда вела себя отвратительно, прости меня.