Бессмертный всадник

Йон Ларисса

Каким-то образом это очеловечило Танатоса в глазах Реган... и в то же время, пристыдило ее. Она никогда никого не любила. Не таким образом.

Реган потерла руки, хотя ей не было холодно.

– Даже сейчас, после того, во что он превратился...

– То, во что он превратился – худший его ночной кошмар, – перебил Тан. – Мы найдем способ вернуть его.

– У тебя уже должны быть идеи, как это сделать. – Да, легко говорить, ведь Эгида понятия не имела как дитя Смерти может спасти мир.

От такой мысли желудок немного скрутило,

потому что она была настолько зациклена на том как бы затащить Танатоса в кровать, что почти не думала о последствиях.

– Есть у меня одна мысль. Я наконец наткнулся на кое-что, думаю, это прорыв, – он достал толстую книжку с верхней полки, раскрыл ее и положил на стол. Пока он листал страницы, она успела заметить, что это скрапбук[22], в котором было множество заметок, рисунков и даже вырезок из газет. И, кажется, большинство из этого было о Море.

– Думаю, это подсказка, – он достал кусок пергамента, который она изучала по его просьбе несколько дней назад. – Я перевел текст, и в основном тут говориться, что смерть излечит болезнь.

– Ну... да. Смерть вроде как все лечит.

Танатос замотал головой.

– Пару дней назад, я нашел его в храме, возведенным демонами для поклонения Мору. Пергамент лежал на алтаре, которого и в помине не было, когда я последний раз туда заглядывал. Он был намотан на копии кинжала Избавления и косы, выполненные из дерева и металла... это мои символы.

– У Мора есть храм, посвященный ему?

– У нас у всех есть. – Сказал он, как нормальный человек мог подтверждать, что у него есть молоко в холодильнике. Словно, а у кого его нет? Тан провел пальцами по фото, приклеенному к следующей странице. – Под копиями было это письмо, выдолбленное в камне алтаря. Это предупреждение о том, что Избавление, если я нанесу им удар в определенный момент, вернет Мору его слабость, которая, на условиях злого демона, значит, что он снова станет Ресефом.

– Так вот оно что? Ты заколешь его, и он станет лучше?

Он замер, уставившись на древние письмена.

– Мы выковали Избавление для того, чтобы точным ударом в сердце убить его, или кого-то из нас. Но, если эта информация хоть отчасти правдива, то один взвешенный удар лезвия вернет Ресефа обратно. Мы только должны узнать, когда для этого настанет подходящий момент, – он постукал по тексту указательным пальцем. – По крайней мере, первая часть головоломки решена.

Чернильный конь на его руке задвигался. Танатос посмотрел вниз, провел пальцем по плечу, и, кажется, линии рисунка разгладились. Так странно.

Он только что показал Реган брешь, в которой она нуждалась, чтобы наконец-то прибрать его к рукам.

– Можно мне дотронуться до него?

Тан резко повернул к ней голову.

– Что?

– Конь. Можно к нему прикоснуться?

– Зачем?

Потому что, в эротике Всадников сказано, что ты почувствуешь все, что ощутит твой конь, в определенных частях своего тела. О, да, она могла воспользоваться

этим, чтобы возбудить его, заставить еще больше желать ее прикосновений.

– Он очарователен, – правдиво ответила Реган. Возможно у нее были скрытые мотивы, но еще ей было чертовски любопытно. – Остальные твои татуировки разноцветные и металлические. Но эта... похожа на татуировку хной. Просто линии, и все же она движется.

– Потому что она живая, – сказал Тан. – Наверняка ты в курсе, что наши кони – часть нас.

– Да, и это очень интересно. – Реган подошла на шаг ближе. – Можно мне?

Тан взглянут на нее так, словно она только что спросила, можно ли ей отрубить ему голову, но наконец-то коротко, резко кивнул и протянул руку.

Другие татуировки очень странно накладывались друг на друга, они должны были вызывать полнейший беспорядок, но каким-то образом оставались отдельными, многомерными.

Одна лошадь плашмя лежала на коже Тана, без других тату сверху или снизу.

Реган взяла руку Танатоса в свои, ладонью вверх и все его тело напряглось. Ее тоже, когда чернильные кости на его запястье зажили собственной жизнью, а в ее голове, появилась история... о том, как они туда попали, и ох, вау... этот Всадник испытал очень серьезную боль.

Она увидела женщину-демона, которая нанесла татуировки на его кожу.

Реган не знала, как это работает, но демоница брала воспоминания и чувства из голов своих клиентов и размещала на их телах.

Зачем? Вытатуированные кости о стольким ей рассказали... о смертях, причиной которых, он стал однажды. Демоны... война демонов. Он сражался на стороне людей, бросал мертвых демонов в яму, где они ссохлись до костей.

Желудок скрутило, и Реган быстро отключила свой нежеланный дар.

– Ты в порядке, эгидовка? Ты позеленела.

– Ага. – Она прочистила перчащее горло. – Просто ошеломлена. Ты знаешь, стою здесь с легендой. – Ох, фу, она говорила словно малолетняя-фанатка Джастина Бибера. Но, эй, лесть работает повсюду, верно?

Тан издал какой-то неразборчивый кряхтящий звук, а Реган вернулась к тому, что собиралась сделать – попытке соблазнить парня. Или, по крайней мере, приласкать ключевую ниточку в его соблазнении.

Очень осторожно, она прикоснулась кончиком пальца к длинной шее коня. Хоть Реган и отключила свой дар, слабые ростки растерянности, раздражения, и гнева просочились сквозь кожу, но она не могла определить исходило это от лошади или от Танатоса.

Она очертила линии, погладила уши животного, челюсть, нос, затем скользнула вниз по передней части горла. Когда Реган медленно провела пальцем по его груди, Танатос резко вдохнул, его пульс ускорился, вбиваясь в ее палец.

Тану это нравилось, так что она задержалась, погладила. В тишине, которую нарушал только треск огня в камине, Реган провела кончиком пальца вдоль живота зверя, потом переместилась вверх на спину и снова вниз вокруг изгиба крупа.