Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
[Луиза, у тебя есть какие-то мысли по поводу…]
[Тише!]
[Что такое? Луиза, это он?]
[Нет! Тише, Ральф! Помолчи и послушай!]
Он прислушался. Сначала он ничего не услышал, а потом снова возникло это щемящее чувство – в голове словно вспыхнул свет. Только на этот раз – очень медленно и осторожно. Он поднялся еще чуть-чуть вверх, аккуратно, как перышко на ветру. И тогда он услышал протяжный и низкий звук, напоминающий стон или скрип несмазанной двери. В этом звуке было что-то
…сигнализация от грабителей или, может, детектор дыма. Оно сообщает нам, где оно. Оно нас зовет.
Луиза вцепилась ему в руку. Ее пальцы были холодны как лед.
[Это оно, Ральф… то, что мы ищем. Ты его слышишь?]
Разумеется, он все слышал. Но чем бы ни был этот звук, он не имел отношения к сережкам Луизы… а без ее сережек он отсюда не уйдет.
[Пойдем, Ральф! Пойдем! Нам нужно его найти!]
Он пошел следом за ней еще дальше в глубь захламленной комнаты. Теперь горы сувениров Атропоса возвышались над их головами фута на три, если не больше. Как ему удалось проделать этот трюк, непонятно – может быть, с помощью левитации, – но в результате они почти сразу же потеряли чувство направления и, похоже, дали кругаля. Ральф уже ничего не понимал. Он знал только одно: этот стонущий звук нарастал, становился все громче, – а когда они приблизились к его источнику, он стал похож на жужжание роя насекомых, которое показалось Ральфу очень и очень неприятным. Ему представлялось, как они заворачивают за угол и видят огромную саранчу, которая смотрит на них пустыми глазами, огромными, как грейпфруты.
Хотя ауры отдельных предметов из этого невообразимого хранилища растаяли, словно запах цветов, засушенных в книге, они все-таки были здесь, за пеленой вони Атропоса. На этом уровне восприятия, на котором сейчас находились Ральф с Луизой, когда все их чувства были максимально обострены, было никак невозможно не чувствовать эти ауры и не поддаваться их влиянию. Эти молчаливые напоминания о тех, кто умер случайной смертью – смертью наугад, – были одновременно ужасными и печальными. Ральф вдруг понял, на что похоже это место: на музей или на братскую могилу. Это была нечестивая церковь, где Атропос создал собственную версию Причащения – печаль вместо хлеба, горе вместо вина.
Их странный путь по зигзагообразным проходам был утомительным и кошмарным. За каждым новым поворотом обнаруживалась еще сотня предметов, которые Ральфу не хотелось ни видеть, ни помнить; и каждый из этих предметов буквально кричал от боли. Ральф не стал спрашивать у Луизы, чувствует ли она то же самое. Он все понял и так по ее тихим всхлипам у него за спиной.
Вот, например, детский самолетик с веревочкой, все еще привязанной к нему. Мальчик, чей это был самолетик, умер от судорог морозным январским днем в 1953 году.
Вот жезл участницы военного парада, обвитый лиловыми и белыми лентами. Осенью 1967-го эту девушку изнасиловали и забили до смерти камнем. Ее убийца, которого так и не поймали, спрятал тело в маленькую пещеру, где ее кости – как и кости еще двух жертв – лежат по сей день.
Вот брошь в виде камеи, принадлежавшая женщине, на которую упал кирпич на Главной улице, когда она вышла купить новый номер «Вог»; если бы она вышла из дома на полминуты раньше или позже, все было бы в
Вот охотничий нож мужчины, который случайно погиб на охоте в 1937-м.
Компас мальчика-скаута, который катался на велосипеде на горе Катахдин, упал и сломал себе шею.
Кроссовка мальчика по имени Гейдж Грин, которого сбил грузовик на шоссе № 15 в Лудлоу.
Кольца и журналы, брелоки и зонтики, шляпы и очки, погремушки и радиоприемники. Самые разные вещи, но Ральф знал, что на самом деле это все одно и то же: слабые и печальные голоса людей, которые вдруг обнаружили, что их вычеркнули из пьесы во втором акте, в тот самый момент, когда они разучивали свои роли для третьего, – людей, которых бесцеремонно выкинули из жизни до того, как они успели выполнить свою работу или какие-то обязательства, людей, единственная вина которых состояла в том, что в их жизнь вмешался слепой случай… и они попались на глаза маньяку со ржавым скальпелем.
Луиза всхлипнула.
[Я его ненавижу! Как я его ненавижу!]
Ральф сразу понял, кого она имеет в виду. Одно дело – слушать Клото с Лахесисом, что, мол, Атропос – это тоже часть общей картины, что он, может быть, служит какой-то более Высокой Предопределенности; и совершенно другое – своими глазами увидеть кепку «Бостон Бруинс», кепку маленького мальчика, который упал в подвал и умер один, в темноте, умер в безумной боли, и под конец у него уже не осталось голоса, потому что он шесть часов звал свою маму.
Ральф протянул руку и осторожно дотронулся до кепки. Ее владельца звали Билли Везерби. Его последняя мысль была о мороженом.
Ральф сжал руку Луизы.
[Ральф, что такое? Я слышу, что ты думаешь… уверена, что слышу… но у меня такое впечатление, что ты бормочешь себе под нос. Я не понимаю ни слова.]
[Я думал, что хочу уничтожить этого маленького ублюдка. Может быть, мы сумеем ему показать, что это такое – лежать ночью без сна. Как ты думаешь?]
Она кивнула, сжав его руку.
Они дошли до развилки, где узкий проход разделялся на несколько коридоров. Низкое монотонное жужжание шло из левого прохода, и, судя по звуку, его источник был где-то близко. Теперь они уже не могли идти рядом, и Ральф пошел первым. Проход постепенно сужался, и в конце концов Ральфу пришлось идти боком.
Красные выделения Атропоса лежали здесь сплошным толстым слоем. Насыщенное алое свечение стекало по сваленным в кучи страшным сувенирам и скапливалось на полу в небольшие лужицы. Луиза так крепко вцепилась Ральфу в руку, что ему стало больно, но он не жаловался.
[Это как Общественный центр, Ральф… он проводит здесь много времени.]
Ральф кивнул. Вопрос в том, что именно связывает мистера А. с этим местом? Они дошли до конца коридора, который был перекрыт большой кучей хлама, а Ральф так и не понял, что издает этот странный жужжащий звук. Этот звук потихоньку сводил его с ума, как будто у него в голове застрял огромный слепень. Теперь он уверился в том, что то, что они ищут, находится с той стороны, за кучей хлама, которая загораживала проход – им надо либо пройти другим путем, либо попробовать пробиться сквозь эту кучу. Но у них не было времени ни на то, ни на другое. Ральф почувствовал, как его снова накрывает волна отчаяния.