Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
Ряды машин защитили Общественный центр от основного удара, приняв взрывную волну на себя, но удачей это сочли куда позже. Сначала две тысячи человек, собравшихся в этот вечер в Общественном центре, просто тупо сидели, не зная, что делать, и совершенно не понимая, что произошло: у них на глазах самая знаменитая феминистка Америки была обезглавлена острым осколком стекла. Ее голова долетела аж до шестого ряда, как мяч для боулинга, на который зачем-то надели белый парик.
Паника началась только тогда, когда погас свет.
Семьдесят один человек погиб в давке, когда толпа бросилась к выходам,
В середине северного балкона женщина по имени Соня Дэнвилл – женщина с синяками на лице, оставшимися от последних в ее жизни побоев – сидела, положив руки на плечи своего сына Патрика. У него на коленях лежал плакат-раскраска из «Макдоналдса», на котором Рональд и Майор Макчиз, а также Отважный Гамбургер танцевали джигу под водой; но он почти ничего не раскрасил, просто перевернул плакат на другую сторону. Не то чтобы ему стало скучно, просто у него появилась идея для собственного рисунка, такое случалось достаточно часто, и противиться этому вдохновению не было никакой возможности. Сегодня он целый день думал о том, что случилось в подвале Хай-Риджа – дым, жар, испуганные женщины и два ангела, которые появились, чтобы спасти их всех, – но его замечательная идея прогнала эти беспокойные мысли, и он принялся за работу с молчаливым энтузиазмом. Скоро Патрику стало казаться, что он живет в этом мире, который он рисовал цветными карандашами.
У него был талант к рисованию. В свои четыре года он уже был удивительно хорошим художником («мой маленький гений» – иногда называла его Соня), и картинка на обороте была куда лучше, чем сам плакат для раскрашивания. То, что Патрик успел нарисовать до того, как погас свет, было работой одаренного ученика первого курса художественной школы, причем этот самый ученик мог бы по праву гордиться такой работой. В середине листа располагалась темная башня, каменная роза цвета сажи, пронзавшая синее небо, украшенное пухлыми облаками. Вокруг башни росли красные розы – такие яркие, что казалось, они протестуют против чего-то своим насыщенным алым цветом. С одной стороны башни стоял человек, одетый в потертые джинсы. У него на поясе висели две кобуры, по одной на каждом бедре. На самом верху черной башни стоял другой человек, одетый во все красное, он смотрел на стрелка со смешанным выражением страха и ненависти. Его руки, вцепившиеся в перила, тоже казались красными.
Соня как завороженная смотрела на Сьюзан Дей, которая сидела на сцене в ожидании, когда ее представят залу. Но Соня все же взглянула на рисунок сына до того, как началось выступление. Уже два года назад она поняла, что Патрик одаренный ребенок, как это называют психологи, и ей давно пора было привыкнуть к его странным, замысловатым рисункам и лепным фигуркам, которые он называл Глиняная семья. В общем-то она привыкла, да; но от этой картинки ее пробил озноб, который нельзя было списать только на тяжелый день.
– Кто это? – спросила она, показывая на маленькую фигурку, злобно глядящую вниз с верхушки темной башни.
– Это Красный король, – сказал Патрик.
– Ага, значит, Красный король, понятно. А это кто, с пистолетами?
И когда он уже открыл рот, чтобы ответить, Роберта Харпер, женщина на сцене, подняла левую руку (с
– Друзья мои, мисс Сьюзан Дей! – прокричала она в микрофон, и ответ Патрика на второй мамин вопрос потонул в шквале аплодисментов:
– Его зовут Роланд, мама. Он иногда мне снится. Он тоже Король.
Теперь они сидели в темноте, у них звенело в ушах, и в голове Сони вертелись только две мысли, которые бегали друг за дружкой, словно крысы в колесе: Неужели этот день никогда не закончится, я знала, не надо было брать его с собой, неужели этот день никогда не закончится, я знала, не надо было брать его с собой, неужели этот день…
– Мама, ты порвешь мою картинку! – сказал Патрик, и Соня услышала, как хрипло он дышит. Вероятно, она слишком крепко прижала его к себе. Она немного ослабила хватку. Какофония криков, визгов и невнятных вопросов доносилась из темной ямы, в которую теперь превратился зрительный зал, где сидели люди, достаточно богатые для того, чтобы делать пятнадцатидолларовые «пожертвования». А потом среди криков прорезался истошный вой боли, от которого Соня подпрыгнула в кресле.
Звук, последовавший за взрывом, больно ударил им по ушам, и здание ощутимо затряслось. Взрывы, которые до сих пор продолжались – машины на парковке взлетали в воздух, как фейерверки, – в сравнении с первым взрывом казались просто смешными, но Соня чувствовала, как после каждого взрыва Патрик прижимался к ней.
– Спокойно, Пат, – сказала она ему. – Случилось что-то плохое, но мне кажется, это случилось снаружи. – Ее взгляд был прикован к яркой вспышке за окном, и поэтому Соня не видела, как голова ее героини слетела с плеч, но одно она знала точно: каким-то непостижимым образом молния ударила два раза в одно и то же место,
(не надо было брать его с собой, не надо было брать его с собой)
и люди внизу уже начали паниковать. Если запаникует она, у них с маленьким Рембрандтом будут большие проблемы.
Но я не буду паниковать. Я не для того выбралась из этой смертельной ловушки сегодня утром, чтобы паниковать сейчас. Черт меня подери, я не стану паниковать.
Она взяла Патрика за свободную руку – в другой руке он держал рисунок. Рука была очень холодной.
– Как ты думаешь, мама, ангелы снова появятся, чтобы спасти нас? – спросил он слегка дрожащим голосом.
– Нет, – сказала она. – Я думаю, что на этот раз нам лучше все сделать самим. Но мы сможем. То есть с нами же все в порядке, правда?
– Да, – сказал он и вдруг начал сползать на сиденье вниз. На какой-то ужасный миг ей показалось, что он упал в обморок и ей придется выносить его наружу на руках, но тут он выпрямился. – Мои книжки были на полу, – сказал он. – Я не хочу оставлять мои книжки, особенно ту, где про мальчика, который не мог снять шляпу. Мы уходим, мам?
– Да, только немножечко подождем. Чтобы нас не толкали, пока все бегают. Мы подождем, пока включится свет – у них должна быть аварийная батарея, – и когда я скажу, мы встанем и пойдем – не побежим, а пойдем! – по лестнице к выходу. Я не смогу нести тебя на руках, но я пойду за тобой и положу тебе руки на плечи. Тебе все понятно, Пат?
– Да, мам.
Никаких вопросов. Никакого нытья. Он только отдал ей книжки, чтобы они не потерялись. Рисунок он решил нести сам. Она быстро обняла его и поцеловала в щеку.