Бессонный патруль (Сборник)

Автор неизвестен

Когда Булатов с двумя оперативниками из городского отдела уехал на Рыночную, Смолина позвонила Шматлаю.

– Вы еще у себя? Что новенького?

– Читаю ориентировки. Пока что ничего.

– А я поехала в прокуратуру, потом - на рудник. Приеду - позвоню.

Шматлай листал ориентировки... Вот в Одессе кого-то ограбили, преступник скрылся... Разыскивается злостный неплательщик алиментов... Ушел из дому и не вернулся мальчик четырнадцати лет, зовут Виктор. Это из Краснодара... Кража из железнодорожных контейнеров... Еще ориентировки,

еще и еще... Большинство в последующих сводках отменяется. Значит, преступления раскрыты.

А вот побег. Из исправнтельно-трудовои колонии совершил побег особо опасный рецидивист Чернов Александр Поликарпович. Он же Татосов, он же Шварц. Кличка - "Черный". Осужден за грабеж и нанесение тяжких телесных повреждений, срок 8 лет. Отсидел три года. Приметы...

Антон не сразу уловил связь между этой скупой ориентировкой и сегодняшней беседой с матерью Семена Рыбина.

А когда понял, его охватило волнение. Адрес! Адрес колонии, из которой бежал этот "Черный"! В той же колони"

два года тому назад отбывал срок Рыбин.

Антон еще и еще раз прочитал ориентировку, вызубривая ее наизусть. Приметы: рост метр шестьдесят два. Коренаст. Волосы темные. Лицо круглое, шея короткая. Особые приметы: на левой руке нет указательного пальца.

Так, так, - повторял Антон.
– Так, когда бежал этот Шварц? Так. Две недели тому назад...
– Шматлай, торопясь, просмотрел оставшиеся ориентировки. Больше ничего, заслуживающего внимания, не было. Он набрал по внутреннему номер дежурного.

– Шматлай говорит. Срочно надо в следственный изолятор. Разгонная машина есть?

Задержанного ввел в камеру пожилой прапорщик. Молча козырнул и вышел.

Николенко стоял у дверей, вытянувшись по-военному.

"В колонии вышколили", - подумал Шматлай и сказал:

– Садись, Александр. Хочешь, закуривай.
– Он положил на стол сигареты.

– Бросил, гражданин следователь...

– Это хорошо, что бросил. А почему говоришь "гражданин"? Почему не "товарищ следователь"?

Парень чуть заметно встрепенулся. Антон приметил быстрый, будто бы обрадованный взгляд.

– Что, задержали?..
– спросил он и осекся.

– Это ты про Черного?
– равнодушно откликнулся оперативник.

– Поймали, значит? Скажите?

– Постой, постой, Саша, не торопись. Ты же знаешь, меня спрашивать не положено. Я тебе обещаю, что расскажу все, когда ты отсюда выйдешь. Я уверен, что это будет скоро.

Николенко вдруг сник. Потух мелькнувший было в глазах огонек, они стали тусклыми, безразличными. и он сказал:

– Меня нельзя туда... на волю. Я сам себя сдал в стирку. На сухари...

"Проигрался в карты, обязан стать подставным лицом", - понял Шматлай. Он часто имел дело с такими парнями. Через его руки проходили охотники за ондатровыми шапками, похитители велосипедов, мотоциклов и даже автомобилей. Немало было и просто парней, искаженно понимающих

романтику: любителей "побалдеть" в подъездах, покуражиться над прохожим, беспричинно избить. Он видел наглых, бессмысленно жестоких, склонных к микровандализму юнцов. Такие с дикими воплями переворачивают скамьи в парках, бьют плафоны на улицах, срывают телефонные трубки. Пойманные за руку, поначалу ведут себя также нагло, дерзко, с вызовом. А когда поймут, что с ними не шутят, сразу скисают, становятся слезливыми и жалкими. И это понятно. Такие юнцы растут, как правило, во внешне благополучных семьях, где и речи нет о материальной нехватке. Повидал таких Антон. В колонии их называют "бакланами".

Николенко был другим. Он попал в беду.

– Проигрался, значит... Как - не спрашиваю, где - тоже. Воспитывать сейчас не буду, примеры приводить не буду. Учти - я спешу. И советую, для твоей же пользы скажи одно: зачем дело взял на себя, кто тебя заставил? Повторяю: для твоей же пользы...

Ннколенко с минуту о чем-то думал, на лоб, прикрытый челкой, набежали морщинки. Потом сказал:

– А вы знаете, гражданин следователь, что мне будет, если я па них сыпану?

– Знаю. Ничего не будет. Да разве это предательство - разоблачить убийцу? Соображай, парень, соображай...

– Гражданин следователь, - медленно заговорил Николенко.
– Я отбыл срок. За дело. Сделал обрез из негодного ружья... Не стреляло оно. Было. У пацана часы снял.

Дали полтора года. Так я же работал, девятый класс в колонии кончил... На полгода раньше отпустили. А потом?

Дальше что? Все попрекают: тюремщик, бандит.

– Кто попрекает?

– Мачеха... Отец тоже. Сам всю дорогу глаза заливает, а я - бандит. Ушел я, хотел в Норильск податься. Там у меня сестра старшая... Приехал сюда, денег нету... А здесь эти.

Он вдруг резко встал со стула, скинул рубашку-раснашонку.

– Смотрите, гражданин следователь. Вот... и вот.

И здесь.

На плечах и предплечьях парня были темно-фиолетовые, местами багровые синяки.

– Кто это тебя?

– Он, папа Шварц. Черный, то есть. Пьяный был. Иди, говорит, в мелодию, только ночью иди. Признайся и держись пять дней, не меньше. А то смотри, говорит. И тело мне выворачивал, как клещами.

– И ты терпел?

– Я б ему, гаду, дал, хоть он и здоровый... Да их же двое было.

– Двое?
– Антон положил на стол фотографию Рыбнна.
– Второй этот?

Николенко внимательно посмотрел на снимок, отрицательно покачал головой.

– Нет. Не он. Этот молодой, а тот, второй, лет сорока, не меньше. Но тоже здоровый... Давайте, гражданин следователь, пишите. Все расскажу, что знаю.

Через час Шматлай сдал задержанного тому же пожилому прапорщику. Уже в дверях Николенко остановился.

– Можно вопрос, гражданин...
– Шматлай укоризненно на него посмотрел, и парень поправился: - Товарищ следователь?