Бессонный патруль (Сборник)
Шрифт:
– Будьте любезны, покажите личные дела артистов как работающих, так и уволившихся, ну, скажем, в течение последнего месяца. Не ответив ни слова, женщина нехотя достала из разных шкафов несколько десятков скоросшивателей. Личного дела Горбаня среди них не оказалось.
– Все ли дела, которые я просил, здесь?
– Капитан положил руку на кипу папок.
– Здесь не хватает по меньшей мере одного личного дела. И вы знаете, о чьем деле идет речь. Я могу назнать фамилию сам. Но мне хотелось бы услышать это
– Ну, и что из того? Подумаешь, забыла завести личное дело! Преступление какое, - осмелела дама.
– Вы все-таки не сказали, чье дело отсутствует.
В ожидании ответа Самстов по привычке окинул кабинет. Его профессиональный взгляд отметил разницу в чистоте стекол единственного в кабинете окна. Как бы между прочим, он подошел к нему. Два больших стекла в двойные рамах были без замазки. Они-то и сверкали чистотой.
В лапках свежевыкрашенной решетки блестели шляпки недавно вбитых гвоздей. Теперь догадка его перешла в уверенность: Горбань - это Аристархов. Уничтожает за собой все следы. И, видимо, не догадывается, что, уничтожая одни следы, он оставляет другие...
Повернувшись ко все еще молчавшей женщине, капитан произнес:
– Вы не хотите рассказать правду? Ну, что ж, тогда я обойдусь без вашей помощи, но тем хуже для вас. Вот как дело обстоит: примерно с неделю назад вы, как обычно, утром пришли на работу. Сняли с двери мастичную печать, открыли дверь и в испуге бросились к директору.
На мебели, полу валялись разные документы, папки. Из разбитого окна несло холодом. Ну, что, продолжать дальше?
Изумленно глядя на Саметопа, женщина смогла лишь произнести:
– Откуда вы знаете?
– Скажите лучше, почему не сообщили в милицию?
– Я хотела... Апполлинарий Маркович...
– путалась в словах вконец растерявшаяся женщина.
– Скажите вот что: остались ли какие-либо учетные документы на Горбаня?
– Адама Петровича? Как раз его личное дело и пропало. Вместе с учетной карточкой.
– Нет ли фотографии? Иногда их приносят больше, чем нужно.
– Ничего нет.
– Сколько времени работал Горбань в этом драмтеатре?
– Что-то около полугода.
– Откуда прибыл?
– Не могу вспомнить, - виновато подняла глаза женщина.
– Ни года рождения, ничего...
Разговор с директором был коротким небезрезультатным.
– У меня только один вопрос: что вы можете сказать о Горбане? О происшествии в отделе кадров будем говорить в следующий раз.
– О Горбане?
– переспросил Апполлинарий Маркович, ошеломленный тем, что капитан откуда-то узнал о том неприятном событии.
– Милый, обаятельный, очень способный артист. Как он играет! Собирался еще сезон поработать у нас, на ролях положительных героев. Но почему-то раздумал. Я, право, и не спросил. Наверное, есть причины...
– скороговоркой
– И это все?
– А что же еще?
– с откровенным недоумением уставился Апполлннарий Маркович на Темирбая.
– Где жил раньше, где учился театральному искусству, куда уехал, ну, в конце концов, холост или женат?
Апполлннарий Маркович лишь в растерянности развел руками...
Сходя с широкой театральной лестницы, капитан заметил подкатившую "Волгу". Из нее призывно махал рукой Зайцев.
– Заедем ко мне. Такой строганинкой угощу - пальчики оближешь. Небось, не пробовал?
– Какие новости?
– Хвалиться нечем. В комнате Горбаня, кроме хозяйской мебели, ничего. Ни хозяйка, ни соседи не знают, откуда он приехал в наш город и куда уехал. Скользский тип: говорит много, а послушать - ничего существенного.
Билет взял до Баку, с пересадками в нескольких пунктах.
Думаю, на одной из остановок он непременно "опоздал"
на самолет. И теперь ищи-свищи его по белу свету. Фотографии-то нет, а уж документы на другую фамилию у такого пройдохи, небось, заранее припасены. Не за что зацепиться...
– Нет, друг, здесь ты ошибаешься. Горбань все-таки оставил след. След в памяти многих знавших его людей.
А такой след стереть невозможно.
– Тебя, Саша, завтра ожидает много хлопот. Придется обежать все библиотеки... Потерпи малость, потом все объясню. У тебя, конечно, есть добровольные помощники? Вот и хорошо. Один и за неделю не управишься.
* * *
Рано утром Шалву поднял с постели звонок:
– Срочно к полковнику.
Над картой области склонились Даулбаев и Чернин.
– Вот что, Гогоберидзе. Водолазы, "прочесывавшие"
дно Камышового озера в поисках трупа Берсеневой, нашли труп другого человека. Немедленно выезжайте. Выясните, имеет ли этот случай какое-либо отношение к делу Берсеневой. Группа районных работников уже там. Учтите, "Москвич" был найден вот здесь, на Толстом мысу.
– Острие тонко очиненного карандаша уперлось в карту. "Это километрах в четырех от шоссе, - мысленно отметил Шалва.
– Знакомые места. От города километров пятнадцать с лишком".
И вот Шалва на широком песчаном плесе, исхлестанном всеми ветрами.
"Так. Далековато от машины. Километра полтора, не меньше. Тащить на себе такого дядю - дело долгое и нелегкое. Да и опасно. Могут увидеть, когда идешь поверху.
Вероятно, убийство произошло здесь".
Так мысленно рассуждал Шалва, разглядывая труп мужчины. Он уже не сомневался, что погибший - это маляр Мерзон Евсей Абрамович и он же Фуртаев Игнат Севостьянович, бежавший из мест заключения. Сообщение об этом поступило из Москвы вчера вечером.