Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень (Сборник)
Шрифт:
– Разве это не ваша работа?
– Нет. Свою работу я сразу бы узнал. Эти копии делал не я.
– Вы не могли бы предположить кто?
– Сложно. Впрочем… – Лолуашвили взял перстень, найденный на теплоходе. – Вот эта копия сделана из сфалерита. Сфалерит – вещь довольно редкая. Помню, в позапрошлом году прошел слух: в Тбилиси можно недорого достать сфалерит. Я хотел заняться этим, но руки не дошли.
– Вы хотите сказать, эту копию изготовили в Тбилиси?
– Да. Причем сделана она изумительно точно.
– Изумительно точно?
– А так, что это – действительно копия. В ней повторены даже мельчайшие дефекты подлинника.
– Вы не вспомните поточней, когда в Тбилиси появился сфалерит.
– Зимой или ранней весной. У нас уже было тепло.
– А вторая копия?
– Вторая… – Лолуашвили бросил взгляд на другой перстень, но в руки не взял. – Я бы не называл ее копией. Это имитация. Ее делали, не имея под рукой подлинника. Наверное, по фотографии.
– А где могли изготовить эту копию?
– Ну… если учесть, что она из церуссита, – ее могли изготовить за границей. Или у нас, в Батуми.
– Странный перепад. Заграница и Батуми.
– Батоно Георгий, ничего странного. У нас ведь порт загранплавания. Церуссит распространен за границей, но попадает и к нам. Свою копию, кстати, я тоже делал из церуссита. Но это действительно была копия…
Назначение встреч
Прилетев на следующий день в Тбилиси утренним самолетом, я первым делом встретился с Манучаром Окруашвили. Он был лет на семь моложе меня, слыл в МВД Грузии специалистом по антиквариату.
Окруашвили был краток. К тому, что я услышал от Парулавы, его рассказ в принципе ничего не добавил. После того как он закончил, я достал два перстня.
Манучар искренне восхитился:
– Есть еще у нас умельцы! Где брал?
– Сначала посмотри.
Изучив оба, подытожил:
– Интересные цацки. Похожи на подлинник, одна к одной. Особенно этот. Он тронул перстень из сфалерита.
– А теперь глянь вот на это. – Я положил на стол ключ. – Ничего не напоминает?
– Напоминает. Похож на вчерашний, от сейфа Дадиани. Провел пальцем по бородке. – Да, точно такой же. – Посмотрел на меня, пошутил: – Ты выглядишь так, будто выиграл «Волгу».
– Больше. Как у тебя сегодняшний день?
– Ты лучше скажи, что надо.
Я показал на сфалеритовый перстень:
– Знаешь, как называется камень?
– Шеелит или сфалерит. Они похожи.
– Это сфалерит. По сведениям мастера, эта копия изготовлена из сфалерита, ходившего в Тбилиси весной прошлого года. И посмотри вот это. – Я выложил три фотографии. – Знаешь кого-нибудь?
Окруашвили тронул снимок Джомардидзе:
– Бугор. Объявлен во всесоюзный розыск. – Перенес пальцы на фотографию Гогунавы, поднял на меня глаза: – Знакомое лицо. Мелькало в Тбилиси. Кажется, видел его с «китами». Кто это?
– Малхаз Гогунава, тбилисец, научный работник. Недавно убит в Галиси. – Я кивнул на снимок Челидзе. – А этого никогда не видел?
Манучар
– Нет. Первый раз вижу.
– Это Шалва Челидзе, батумский врач, работал в пароходстве. Он и Джомардидзе арестованы. Гогунава, как я уже сказал, убит. Копию перстня из сфалерита мог заказать кто-то из этой тройки. Попробуй узнать кто. А также когда и у кого. Попробуешь?
– Что с тобой сделаешь… Попробую. Где тебя искать?
– Свяжемся через дежурку. Если будет что-то важное, оставь записку. У тебя есть рабочий телефон Дадиани?
Манучар повернул ко мне перекидной календарь, пододвинул телефон:
– Вот номер его кабинета в больнице. У тебя много звонков?
– Пока два.
– Звони, а я пойду. Иначе не управлюсь с твоим заданием. Будешь уходить, запри дверь. Ключ оставь в дежурке.
– Договорились.
Забрав сфалеритовый перстень и четыре фотографии – к трем первым я добавил еще снимок Виктора Чкония, – Окруашвили ушел. Я же набрал номер Дадиани. Голос у него оказался приятный, спокойный. На просьбу встретиться он охотно согласился. Мы договорились, что я подъеду в больницу через час. Поблагодарив, я нажал на рычаг и тут же набрал другой номер – номер Ларисы Гогунавы. Признаться, я связывал с этим звонком особые надежды.
Трубку не снимали долго. Наконец в мембране щелкнуло, уже знакомый мне женский голос сказал:
– Вас слушают.
– Доброе утро. Лариса?
– Лариса. Кто это? – Нотки, с которыми прозвучал вопрос, ничего хорошего не обещали. Выговор явно московский. Впрочем, это я заметил еще в первый раз, когда звонил из Батуми. О том, что Лариса Гогунава, до замужества Князева, – из Москвы, я узнал по телефону от тбилисцев еще в день смерти Гогунавы. Как и остальное: что Лариса моложе мужа на пятнадцать лет, ей двадцать шесть, детей нет, числится домохозяйкой. Но на этом мои сведения о ней кончались.
На вопрос Ларисы, кто звонит, я ответил:
– С вами говорит майор милиции Георгий Ираклиевич Квишиладзе. Мы с вами уже разговаривали.
– Что-то не помню. Когда?
– Я звонил вам из Батуми. Простите, что напоминаю, но это было в день смерти вашего мужа.
– В день смерти мужа?
– Да. Правда, я тогда еще не знал, что он погиб.
Наступила тишина. Паузу не прерывало даже дыхание. Наконец Лариса спросила:
– И чем же я обязана вашему звонку? Георгий… Простите?
– Ираклиевич.
– Георгий Ираклиевич? Что от меня еще нужно милиции?
После смерти Гогунавы стало ясно, что он был «китом». Об этом говорила насыщенная антиквариатом обстановка в его квартире, счета на нескольких сберегательных книжках. Теперь все это перешло по наследству к Ларисе. На вопрос о «Перстне Саломеи» Лариса ответила, что никогда о нем не слышала. Могло быть и так. В такие дела жен чаще всего не посвящают. Поэтому я как можно миролюбивее сказал:
– Лариса, мне очень нужно с вами поговорить. Очень.