Бесстрашие

Смит Кристин

Заставив глаза открыться, я вижу Трея. Он разговаривает с какой-то женщиной, которую я не узнаю. Дверь качается туда-сюда, когда эта женщина выходит из комнаты. Я осматриваюсь. Моё сердцебиение учащается, достигая скорости несущегося поезда.

Где я?

Последнее, что я помню, так это как мы ехали во внедорожнике с Зейном. Вокруг ничего не было, лишь горы возвышались вдалеке. Как мы попали сюда?

И что это вообще за место?

Пытаюсь заговорить, но во рту так сухо, будто я проглотила пустыню. Издаю стон.

Трей

тут же оказывается рядом со мной, касается лица, руки, волос, благодаря Господа Бога, в которого он вообще-то не верит. Я впервые вижу его настолько встревоженным. И в его взгляде столько заботы, что в ней можно утонуть. Обычно это у Зейна все чувства написаны на лице. Но сейчас эмоции Трея видны невооружённым глазом.

Когда мне всё же удаётся выдавить первое слово, я произношу единственное, о чём могу думать в этот момент.

— Во… ды… — хриплю я.

— Да, конечно, — отвечает Трей.

Он подбегает к раковине и набирает стакан воды. Вернувшись, помогает мне приподняться и подносит стакан к моим губам. Я отпиваю немного, вода течёт по подбородку. Трей вытирает излишки салфеткой.

— По крайней мере, теперь я знаю, что ты сможешь позаботиться обо мне, когда я стану старой и седой, — шучу я. Мой голос всё ещё сиплый.

Думала, Трей улыбнётся в ответ на мою попытку пошутить, но нет. Его глаза полны беспокойства.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Как будто меня переехал грузовик. Раз десять. — Облизываю губы. — Что произошло? Где мы?

Трей берёт меня за руку и подносит к губам.

— Мы добрались до Прайда.

Окидываю взглядом белоснежные стены.

— А почему я в больничной палате? Что-то случилось? — Паника поднимается в груди. — Чез? Зейн? Они в порядке?

Трей кивает.

— С ними всё хорошо. Случилось небольшое… происшествие. Внедорожник наехал на мину, взлетел и перевернулся. Ты сильно пострадала.

Образы мелькают в моей голове. Взрыв. Скрип металла. Громкий крик — скорее всего, мой.

Зажмуриваюсь от неприятных воспоминаний. Чуть успокоившись, открываю глаза и спрашиваю:

— Но Зейн не пострадал?

— Отделался парой царапин и синяков.

Трей отодвигает одеяло с нижней половины моего тела. На мне такая же белая одежда, как и на нём. Он нерешительно касается моих босых стоп.

— Чувствуешь?

Мотаю головой, чувствуя лишь, как страх холодной змейкой ползёт по позвоночнику.

Пальцы Трея поднимаются выше, давят на мои ноги. Я сижу, затаив дыхание, когда он касается моих коленей.

Снова качаю головой.

— Что произошло? — шёпотом спрашиваю его.

Трей накрывает меня одеялом и берёт за руки.

— Не переживай. — Его губы прижимаются к моему лбу. — Мы с этим разберёмся. В Олд-Ричмонде нам смогут сказать больше.

— В Олд-Ричмонде?

— Там уже все остальные. И там тебе смогут оказать более

квалифицированную помощь.

Аппарат над моей головой пикает. Руку покалывает в том месте, куда воткнута игла капельницы.

Поднимаю глаза на Трея, а он раздваивается… нет, уже растраивается. Закрываю глаза, потому что от такого количества Треев у меня начинает болеть голова, как бы ни было приятно на них смотреть. Внезапно чувствую дикую усталость. Я слишком измотана, чтобы говорить, думать, дышать. Опрокинувшись на подушку, я позволяю разуму отключиться.

* * *

Каждый раз, когда просыпаюсь, у меня перед глазами обеспокоенное лицо Трея с ямочкой на подбородке. Я всё пребываю наполовину в реальности, наполовину во сне, так что не знаю, сколько дней прошло, когда кто-то входит в палату и говорит:

— К отправлению всё готово. Президент ждёт вашего приезда.

Трей благодарит незнакомца, а затем шепчет мне на ухо:

— Нам пора, любимая. Обещаю, что не отойду от тебя ни на шаг.

Я, продолжая лежать с закрытыми глазами, бормочу что-то бессмысленное в ответ.

В следующий момент я подскакиваю раз, другой, пока меня везут по коридору, пандусу или какой-то неровной поверхности. Слышу шум двигателя… и чувствую ветер. Сильный, сильный ветер. Он сметает с меня одеяло и шуршит простынями моей катящейся кровати. Я представляю себя кружащей в воздухе, моя юбка высоко взлетает… Стоп, на мне не юбка. А, без разницы.

Переключаюсь на другой сон. В нём рядом со мной Трей. Без рубашки. Мои пальцы скользят вниз по его обнажённой спине, обводя очертания феникса на лопатке. Трей наклоняется поцеловать меня. Его губы очень зернистые на ощупь. У меня полный рот песка.

Просыпаюсь, кашляя и отплёвываясь. Ощущение песка во рту так и не проходит.

— Ты как?

И снова эти обеспокоенные глаза. Трей нависает надо мной. Окружающее пространство изменилось. Вместо ослепительно-белых стен больничной палаты вокруг меня теперь серый металл. Так много серого металла… Мы как будто внутри летающей тарелки с арочным потолком, проводами и трубами. Я, разумеется, не сижу, а пристёгнута к своеобразной койке с катетером капельницы и всем сопутствующим. Внезапно чувствую себя крайне уязвимой, лёжа здесь в белой пижаме, или как эта одежда называется…

— Где мы? — шепчу я.

— Первый раз в самолёте? — спрашивает незнакомец, сидящий у стены. На коленях у него лежит пистолет. Очень дружелюбно (нет).

Перевожу взгляд на Трея.

— Мы в аэродайне?

Он кивает.

— Но здесь их называют самолётами.

— Мы не были представлены друг другу, — произносит молодой человек с пистолетом. Почему-то я решила, что он обращается к Трею, но, повернув голову, ловлю его взгляд на себе. — Я Кольт. — Уголок его рта приподнят скорее в усмешке, чем в улыбке. — А ты, я так понимаю, Сиенна.