Бесстрашный. Хочу тебя себе
Шрифт:
Смотрю, как она снимает с себя золотой крестик.
– Меня крестили, когда я была маленькой. Не знаю, что я чувствую, но ношу эту вещь давно…Можешь взять? Прошу тебя…Даже, если не веришь…Просто возьми…
Сжимаю его в кулаке и смотрю в её глаза.
В её тёмно-карих так много всего, что можно потеряться. Я с трудом ноги чувствую, когда их вижу.
– Взял, а теперь иди, Надя.
– Хорошо, – Надька выходит, доходит до подъезда, а потом оборачивается, пока я смотрю. – Я буду ждать тебя дома… – выпаливает. –
Я вздыхаю. Господи, кто наградил меня этой проблемой?
Да и проблема ли это? Или я так боюсь, что что-то к ней испытываю, что гашу в себе всё самое настоящее…
***
Нужно ли говорить, что я чувствую, когда всё идёт не по плану, и я теряю Глеба? У меня земля уходит из-под ног. Мы всю жизнь были друг у друга словно два крыла одной птицы. Я старался оградить его от всего дерьма, что меня окружало, а он всегда лез на рожон. Наоборот всегда хотел быть похожим. Ему всё это нравилось. Разборки, драки, кровь. Не скажу, что мне нет. Я просто перерос однажды, а с Глебкой всё сложнее. Он более дурной, чем я.
Пристрелив эту суку Фила, смотрю, как мелкая пиздень сбрасывает моего подстреленного брата в воду и весь горю. Не думая, не гадая бегу туда же и прыгаю за ним.
– Глеб!!! Глеееееб! – я рыскаю по темноте около часа. Даже когда приезжает полиция, осознаю, что не найду его… А внутри зарождается буря. Приходится поднимать связи, чтобы замять наше пребывание в стране и объяснить перестрелку, в которой мы участвовали. Катер вместе с тем уплывает. Труп никто не находит. Не знаю, что с той безумной сукой, но больше я о ней ничего не слышу…
***
Когда возвращаюсь в Москву спустя время, естественно встречаюсь с Катей. Приезжаю к ней первым делом…
Когда понимаю, что не уберёг младшего брата, мне за ним на дно уйти хочется…
И видя Катины страдания, вообще все кишки выворачивает. Это выше моих сил.
А уже вечером, когда я еду домой, меня там ждёт и Гербера. Сколько бы не пытался объяснить ей, что не могу её сейчас видеть, что могу сорваться, она не унимается. А ещё бесконечно говорит мне, что Глеб жив. Что он не может умереть, чем только сильнее бередит мою рану.
Я ведь могу неосознанно причинить боль. Я в трёх секундах от этого… Как никогда понимаю это…А Надя не уходит.
– Я помогу твоей маме с ужином, – вещает больше себе, чем мне. И действительно поддерживает маму. Помогает ей. Матери ведь всегда хотелось дочь…Но отец, теперь уже по понятной причине, не захотел третьего ребенка…
– Помогай. Я в комнату…
Закрываюсь там и схожу с ума. Буквально говорю сам с собой, потому что это тяжело. Если я и его потеряю…Не смогу…Слишком много Господь у меня отнял…
– Тук-тук, – раздаётся стук спустя полтора часа, и я открываю.
– Можно к тебе? – спрашивает Надя, заставив меня отойти от двери вглубь комнаты.
– Можно, что такое? С мамой всё хорошо?
–
– На ужин сейчас приду. Со мной всё в порядке, – скупо сообщаю, а она подходит, встаёт на носочки и обнимает, прижавшись своим носом к моей шее. Можно сказать, виснет.
Меня в момент обжигает…Каждый нервный узел на ней туже сжимается. Реагирую так, словно весь иголками покрываюсь. Потому что она для меня как запретный плод…Как чёртово Адамово яблоко…Сорвать безумно хочется, а гореть за это в геенне огненной не особо…
– Надя – шепчу ей, сжимая кулаки. Боюсь обнять, потому что однажды уже понесло…
– Я знаю, – вздыхает она, слегка расслабив хватку, и заглядывает мне в глаза. – Пойдём ужинать…
***
В поездках между Москвой – Питером и Веной мы видимся снова, потому что прилетает Кир, и там встреч не избежать…
А в одну из ночей я возвращаюсь домой и нахожу её прямо во дворе своего дома.
– Твоя мама куда-то уехала…Никто не открывает, – говорит она, обнимая себя за плечи. Голос дрожит, да и выглядит уставшей.
– Замёрзла? Давно ждёшь?
– Пару часов…
– С ума сошла? Я у Катерины был…Заходи давай в дом, – открываю дверь и запускаю её внутрь. – Иди прими горячий душ. Я пока чай сделаю.
– Хорошо, спасибо, – отвечает она, убегая на второй этаж. Я же остаюсь на первом и думаю о том, почему не могу найти брата…Где-то ведь должно быть его тело, верно? Он бы давно всплыл…Давно…Мы всю Вену перерыли…Весь Дунай.
Надя появляется неожиданно. В махровом полотенце и с тюрбаном на голове. Ненакрашенная. А уж когда распускает влажные волосы и они опадают на её тонкие плечи, я и вовсе сглатываю…
Проклятие. Почему дома нет мамы???
– Спасибо, – она садится напротив и тянет на себя кружку.
– Я не знал, какой ты пьёшь, если что есть имбирь, мёд, лимон…Вот…Мама делает эту настойку…
– Да, здорово…Как ты?
– Относительно, – скупо отвечаю, помешивая чай, а потом поднимаю взгляд на неё. – Дерьмово…Правда дерьмово…хуже некуда…
– Я вижу. Можно я останусь? Пожалуйста…
– А что родителям скажешь?
– Что у подруги…Это вообще не важно…Что угодно, – тараторит она. – Так можно?
– Можно, – отвечаю, впервые в жизни мечтая, чтобы она осталась, иначе я просто подохну здесь в одиночестве…Я не буду себе ничего позволять…Конечно, нет. Просто… Мне нравится её болтовня. Иногда от неё болит башка, но сейчас…
Сейчас Надя рассказывает мне историю о своих курсах про какую-то девочку, которая накрасила свои брови не той краской, и они у неё покрылись зеленым цветом. Хрен знает почему мне смешно. Смеяться вовсе не хочется, но я улыбаюсь, слушая её.
– Мы пойдем к тебе в комнату? – спрашивает эта хитрюга, вызвав у меня ступор. Я в мгновение подвисаю и хмурюсь.