Бесстрашный. Хочу тебя себе
Шрифт:
Чего стоит… Внутри, словно бомба замедленного действия. Тикает. Вот-вот рванёт.
– Красивая – красивая, – повторяю. – Надя, мне пора. – Встаю прямо перед ней. – Я поехал.
На её личике тут же появляется грусть. Как когда-то, когда я уезжал вот так по делам, и она тут же становилась безликой и потерянной. Раньше я как-то вскользь обращал на это внимание. Сейчас же… Не знаю, что с ней происходит. Она что-то в себе держит, а я не способен копаться в чужих чувствах. Мне от своих бы не съехать с катушек.
Она лишь кивает
– Всё, что она выберет пробейте по вот этой. Потом заберу, – отвечаю, покидая бутик.
Уйду не попрощавшись…Возможно и некрасиво, но я уже тороплюсь.
Так и выхожу оттуда, но к вечеру понимаю, что моим щедрым предложением она так и не воспользовалась. Ничего не взяла. Ничего. Либо же оплатила всё сама, не знаю.
Руслан Адов: «Извини меня. Я был не в себе».
Около полуночи пишу этой Анжелике. Хер проссыт, что у меня в башке. Зачем? Кто она мне? Подруга по переписке? И я ведь даже не пьян…
Анжелика Царёва: «Не в себе ты бываешь часто. А я восприняла твоё сообщение, как прямое оскорбление».
Руслан Адов: «Почему? Потому что мне отсосал кто-то другой? Думаешь, я должен хранить верность своей руке?».
Анжелика Царёва: «Да делай ты что хочешь, Русланчик».
Руслан Адов: «Твою мать. Хватит так меня называть!!!».
Анжелика Царёва: «Русланчик. Русланчик. Руслааааанчик!!!».
Вот ведь заноза в заднице, а…Ещё одна. Сворачиваю телефон. Через несколько минут приходит следующее.
Анжелика Царёва: «Ты что обиделся? Ну ладно. Извини. Я была не в себе».
Руслан Адов: «Ха-ха! Очень смешно…Как дела на твоей учёбе?».
Анжелика Царёва: «Я её бросила. Надоело».
Она это что серьёзно?
Руслан Адов: «Гонишь…Нахрена учиться три года, а потом бросать?».
Анжелика Царёва: «Я не постоянная, взбалмошная и очень-очень импульсивная».
Руслан Адов: «Это я уже понял. Так и что тогда…Москва? Приедешь?».
Анжелика Царёва: «Приеду».
Должен признать. На этой фразе моё сердце начинает, блядь, стучать чаще. С одурелой мощью бьёт, кажется, даже задевая нижние рёбра.
Руслан Адов: «Ладно. Буду ждать сообщения».
Анжелика Царёва: «Ок».
На этом всё. Откладываю телефон, ворочаюсь в постели. К часу ночи понимаю, что всё ещё лежу с закрытыми глазами, а уснуть не могу, представляя под собой её. Неужели вкус настолько запомнился?
Лину я уже просто не могу представлять. Как вспоминаю, у меня сердце в груди камнем становится. Так что, если снится…Я потом сутки не могу с постели встать. Это чертовски больно.
С мыслями о той девчонке в красном вырубаюсь около двух, полностью погружаясь в свои пошлые омерзительные сны…
***
Новость об отце настигает меня внезапно. Мать кладут в больницу. Успокаивал как мог, но у неё всё равно случилась истерика, а после приступ. Микроинсульт…Всё, сука, смешалось…
Любимый отец
А после творится вообще что-то невообразимое.
Гришаня ставит в известность об одном инциденте. Гришка, блядь. Старый наш с Глебом приятель. Григорьев Демид Августович. Не просто человек. А Человечище с большой буквы. Если бы его рядом не было, я бы вероятно спалил к хуям весь дом.
Отец в сговоре с сынком своей ненаглядной любовницы подстроил аварию, в которой умерла моя невеста и мой сын. А всё потому что, сука, мы нарушили его планы по слиянию двух компаний через брачный договор с Вуйчик. Он ведь тогда хотел меня женить на этой чёртовой Василисе, на которую я даже смотреть не мог. И ведь отреагировал нормально, когда я отказал. А выходит, всё это ебучим фарсом было. Он просто притворился, что воспринял нормально, чтобы незаметно вонзить мне нож в самое сердце.
Заказал её…Её и моего ребёнка…
Мысли вскачь, в горле – жгучее месиво. Мечтаю проломить отцу башку, ненавижу его так сильно, что готов растереть в порошок. Как это?
Лина…Моя Лина…Мой сын…
Меня с такой силой трясёт, что Гришаня еле сдерживает, а он больше меня и так, и эдак. И ростом, и вширь. Целая машина для убийств. Да только вот отличается тем, что мозги всегда на месте. Два высших, везде приспособится. Знает несколько языков, думает наперед. Очень полезный друг. Очень, мать его, необходимый.
– Звони Глебу, разбирайтесь, – цедит он, удерживая меня.
– Не хочу я никому звонить. Хочу череп ему расквасить, – заявляю в полубреду. Не пьян почти, нет. Просто, сука…Перед глазами всё плывёт.
– Звони говорю! – рычит он на меня, обхватываю за грудину. Достаёт телефон и заставляет набрать.
– Дарова, Глеб…Как ты… – выдаю голосом, как мне кажется, уничтоженным вдребезги. А последней каплей является то, что я знаю, что все мои разговоры слушают…
– Нормально. Решаю вопросы, – отвечает расплывчато.
– Слушай…Помнишь, я тебе говорил про один проект, – надеюсь, что сразу допрёт.
– Ну.
– Кое-что всплыло. Я должен отъехать. Родителям ничего не говорил, а то знаешь же…Начнётся…Недосказанности, претензии…Обиды…
– Угу, знаю. Хорошо, я понял. Рус?
– М?
– Без меня не влезай в этот проект. Не надо.
Зубы стучат. Дыхание сбивается.
– Встретимся в Москве через четыре дня. Ты мне нужен. Компания прошла регистрацию. Акции на бирже. Будь на связи, прошу тебя.
– Я на связи, Рус. Я здесь.
– Хорошо…
***
Когда прилетает Глеб, я в говно. Пью четвёртый день у нас дома и не знаю, как выдержать всё это. Я не то, чтобы раздавлен, я блядь, словно на самом дне. И хотя есть план, есть, конечно есть. И брат есть. А внутри всё равно такой коллапс, что уже вся система отказала.