Бесстыдница (Эксгибиционистка)
Шрифт:
Потом все завалились в близлежащий магазинчик попить лимонаду. Мерри с отцом, Кук, Мэри-Энн, Шнайдер и Сара Ивенс. У Мерри на душе кошки скребли. Она вмиг утратила с таким трудом завоеванную независимость. И ровным счетом ничего не приобрела. Просто ни черта. Она услышала, как отец говорит кому-то, что должен вечером вернуться в Бостон, поскольку хочет успеть на самолет в Мадрид, и почувствовала, что ждет не дождется, чтобы отец побыстрее уехал.
Пару дней спустя фотография появилась на первой полосе «Стандарт таймс». Мередит Хаусман смотрел на Мэри-Энн, на лице которой застыло восторженно-мечтательное выражение. Впрочем,
Через две недели ей позвонила мать из Калифорнии. Гарри Новотны, отчим Мерри, умер.
– Что? Как? А что с ним случилось? – невольно вырвалось у Мерри. Она тут же усомнилась, что задает правильные вопросы, но слова уже слетели с ее губ, прежде чем Мерри спохватилась.
Элейн разрыдалась, но быстро взяла себя в руки. Оказывается, Гарри забил до смерти страус. Мерри вдруг с удивительной ясностью вспомнила, как ее отчим обращался с животными, как он хвастал о своих достижениях: «Я своих зверей лупцую немилосердно. Бью смертным боем. Я извел больше сотни мышей, прежде чем приучил кошку перепрыгивать через них. Ох и лупил же я эту тварь! У меня уже от колотушек рука болела. Но мерзавка продолжала жрать мышей. Тогда я соорудил кляп из марли и вбил ей в пасть!»
Больше ее отчиму уже не доведется избивать зверей. Страус поквитался за всех. Мерри размышляла об этом без горечи или озлобления. Просто случившееся показалось ей вполне логичным и заслуженным. И тем более – понятным. Не говоря уж о том, что теперь и ее собственные счеты с Гарри Новотны были сведены. И не только с ним. Сначала с Мелиссой, а теперь вот с Гарри. Надо же такому случиться – и мачеха и отчим Мерри – словно две параллельные прямые из геометрической теоремы, которые исчезают в бесконечности и никогда не пересекутся.
– Какой ужас, – произнесла Мерри. – Мне очень жаль.
– Мне только что позвонили из цирка и рассказали о том, как это случилось. Просто кошмар.
– Как Лион воспринял это?
– Лион держится молодцом. Он – славный мальчик. Мое единственное утешение.
– Я очень рада.
– Мерри?
– Что?
– Ты можешь приехать?
– В Лос-Анджелес?
– На похороны.
– Не знаю. Я… Мне нужно спросить у мистера Джаггерса.
– Тебе нужно его разрешение? Чтобы приехать на похороны своего отчима?
– Нет, мама, дело вовсе не в этом, – ответила Мерри. Элейн начала всхлипывать, и Мерри не могла этого вынести. – Я должна попросить у него денег. Чтобы купить билет на самолет.
– Ах, да, конечно же. Извини. У меня совсем из головы вылетело.
– Ничего. Это естественно. Ты сейчас выбита из колеи.
– Ты дашь мне знать?
– Да, сразу же. Когда состоятся похороны?
– Послезавтра.
– Я позвоню тебе сегодня вечером или завтра утром. Как только
– Спасибо, Мерри.
– Ну, что ты, мама.
– Ты – замечательная дочь!
– Спасибо, мама, – сказала Мерри. Разговор стал действовать ей на нервы, и Мерри спешила поскорее оборвать его. – Я перезвоню тебе, как только мистер Джаггерс даст мне свой ответ. До свидания.
– Да хранит тебя Господь!
– Тебя тоже, – сказала Мерри. И повесила трубку, прежде чем Элейн успела сказать еще что-то.
В течение следующего получаса Мерри беспрерывно разговаривала по телефону. Сначала позвонила в Нью-Йорк Джаггерсу и спросила, может ли она слетать в Лос-Анджелес на похороны отчима. Потом перезвонила матери и сказала, каким рейсом прилетает. Наконец, позвонила в театр своей продюсерше, чтобы предупредить ее, что улетает в Калифорнию.
Если бы Мерри ограничилась только этими словами, все бы обошлось. Но, не подумав о том, как может воспринять подобную экзотику малознакомый человек, она брякнула, что летит на похороны своего отчима, которого убил страус.
– Кто убил?
– Страус.
– Это что – шутка такая?
– Вовсе нет. Я говорю вполне серьезно.
– Мерри, от этой шутки очень дурно попахивает.
– Его убил страус. Мой отчим дрессировал животных.
– Ну, хватит, Мерри. Это уже не смешно.
– Я говорю правду. Клянусь вам.
– Хорошо. Мерри. Я понимаю. Желаю тебе как следует повеселиться на этих похоронах. Завтра увидимся.
И она повесила трубку. Мерри даже не успела сказать, что больше не придет в театр и что ее отчима и вправду убил страус. Ничего, она пошлет этой вредной дамочке некролог, когда его напечатает одна из лос-анджелесских газет. Или журнал «Вэрайти». Это будет сладкая месть. Мерри представила себе, как вытянется физиономия продюсерши, когда она прочтет некролог и вспомнит об этом разговоре. Мерри с трудом удержалась от смеха.
Похороны действительно вылились в нечто забавное. Вычурные, показушные – Гарри Новотны других бы и не пожелал. А впрочем, возможно, он сам и успел распорядиться обо всем, прежде чем умереть. Мерри, во всяком случае, хотелось так думать. Ведь не могла же ее матушка замыслить такое. Верно, недостатков у Элейн хоть пруд пруди, но на такую пошлость даже она не способна, думала Мерри. Апофеозом похоронной церемонии стал выпуск в небо целой стаи голубей, что, по замыслу организаторов, символизировало расставание бессмертной души Гарри Новотны с бренным телом, – никто не подумал, насколько это неудачно сочеталось с тем, как погиб Гарри, забитый мощными ногами страуса. Среди пришедших проводить дрессировщика в последний путь послышались испуганные восклицания. Затем Мерри, Лион и Элейн забрались в огромный «кадиллак», за которым вереница автомобилей потянулась от кладбищенской часовни к месту захоронения.
Возле могилы еще некоторое время продолжали возносить молитвы, но Мерри слушала их вполуха, то и дело поглядывая на верхушки деревьев, где сквозь листву виднелись голубиные головки. Интересно, подумала Мерри, рассадят ли этих голубков снова по клеткам, чтобы потом выпустить еще на чьих-нибудь похоронах. На многих похоронах. Все это было настолько нелепо и настолько трогательно, что Мерри даже позабыла, насколько не любила своего усопшего отчима. Больше он уже никого не обидит. Мерри казалось удивительным то, что Новотны для кого-то что-то значил.