Бесстыдница

Мирт Рина

Кира пожевала губами, а затем задала мучающий её вопрос:

— Вы развелись?

Джин замерла, а затем медленно повернулась к дочери. Ее лицо выражало смятение, глаза бегали, на Киру она не смотрела.

— Ну, как бы… — начала она, — как бы, официально — да, но…

— Что «но»? — перебила её Кира. Вышло резко, отчего Джин вздрогнула и наконец посмотрела прямо на дочь. И в этот момент девушка прочла осознание в её глазах. Джин поняла, что она знает.

— Это сложно, — попыталась объяснить та, вцепившись одной рукой в другую. — Вся эта ситуация с отцом…

— Только не говори мне! — Из глаз Киры брызнули горячие слезы. — Что ты с ним только из-за того, что он перенес приступ!

— Кира, дочка. — Джин сократила расстояние между ними. — Что ты. Нет.

— Отец знает, что у тебя есть другой мужчина?! — выкрикнула Кира, отскакивая. Слезы уже водопадом стекали по щекам, а сердце тяжело билось, причиняя боль. Джин замерла и закрыла руками рот. Её глаза увлажнились. Так они простояли несколько

секунд в полной тишине, нарушаемой лишь задушенным от рыданий дыханием Киры. Женщина отрицательно кивнула головой и опустила взгляд.

— Я так и думала.

— Позволь мне объяснить. — Та попыталась взять Киру за руки, но она отдернула их. В один миг она оказалась на улице, громко хлопнув дверью, сама не зная, куда и зачем она бежит.

18

Он сидел в своем кабинете, проверяя очередной тест, но его мысли были далеко не в этих цифрах. Он думал о состоянии своего счета, который значительно уменьшился за последнее время. Новое лекарство матери стоило дорого; если дела и дальше так пойдут, он больше не сможет платить сиделке. Нужно было придумать, где достать деньги. Дэвид тяжело вздохнул и потер глаза, просунув руки под очки. И почему учителя в этой стране получают такие гроши? Это же одна из важнейших профессий — учить детей, особенно его предмету, но при этом он получает сорок три тысячи в год, если работает на полную ставку. Нет, в частных учебных заведениях, конечно, платят намного больше, но проблема была в том, что у таких заведений были высокие требования, да и они все находились далеко от дома. А он должен быть рядом с матерью, о переезде с ней речи не шло. И его ситуация, несмотря на наличие больной матери, была еще далеко не самая тяжелая. У него все-таки была крыша над головой. Дом в богатом районе, единственное напоминание о былой жизни, ипотека которого была давно погашена. У других учителей не было такой роскоши.

Он с самого начала планировал стать учителем. В старших классах к ним пришел новый учитель физики, мистер Крэйн, который вывел его знания на новый уровень. Этому человеку удалось сделать невозможное, заставить старшеклассников влюбиться в физику. Дэвид был одним из сильнейших учеников, и Крэйн сразу заметил в нём это. Он организовывал дополнительные занятия для более продвинутых студентов, подготавливая их к университетской программе, и даже проводил с ним индивидуальные занятия, большую часть которых они просто разговаривали. Его родной отец не слушал его так участливо, как мистер Крэйн. И с ним Дейв не стеснялся говорить о своих увлечениях и мечтах. Не потому, что у него были плохие отношения с отцом. Просто тот был простым человеком, любящим работать руками, смотреть спортивные программы, а также посиделки с такими же работягами. Он и маму встретил благодаря своей работе, делал двери на заказ в её апартаменты. Женитьба на состоятельной невесте, единственной наследнице семейного дела, не испортила его. Но все-таки из-за своей простоты и довольно узкого взгляда на вещи ему было тяжело понять своего стеснительного сына, хотя он старался и пытался вытащить его из его раковины различными действиями, такими как: втайне от матери повести его в бар и купить ему спиртное, знакомить с молоденькими официантками, учить работать с деревом, таскать его на хоккейные матчи, когда сам Дэвид предпочитал проводить время дома, играя в «Героев», пересматривая «Галактику» или читая книги с комиксами. Он очень любил научную фантастику, особенно произведения Азимова и Брэдбери. Мистер Крэйн тоже оказался большим поклонником научной фантастики; казалось, он мог бесконечно беседовать о Вселенной, ракетах, марсианах и зоне пятьдесят один. Сам мистер Крэйн был доктором наук и в свое время работал на правительство. Дейв подозревал, что он и работал в той самой зоне, о которой любил говорить. Наблюдая за ним, он видел, как тот действительно любит свою работу. Мужчина вел уроки со страстью и своей энергией заряжал учеников. Он был настоящим мотиватором и радовался их успехам, будто они его дети. Многие из тех, кто учился у Крэйна, потом решили осваивать технические специальности. А Дэвид хотел быть как он. Тоже хотел быть источником вдохновения, ведущим учеников к светилу знаний. Мать, конечно, была не в восторге от его выбора профессии, но не стала препятствовать обучению на физико-математическом факультете, а в последний год обучения он прошел курс профессиональной педагогики и прошел трехмесячную практику. И ему в самом деле понравилось преподавать. Жаль только, мистер Крэйн не дожил до этого момента; он умер спустя год, как Дэвид закончил школу.

Он вытащил из нижнего ящика свой школьный альбом, быстро отыскав фото своего кумира. Интересно, что бы он сказал, узнав, что его лучший ученик, впоследствии ставший учителем, тайно встречается со своей ученицей? Осудил бы он его или понял? Был ли он когда-нибудь на его месте? Хотя Дэвид прекрасно знал, что не был. Крэйн стал учителем уже на склоне лет, а к ним он пришел преподавать уже стариком. Мужчина вгляделся в фото старого учителя. Может, это и кощунство, но вряд ли какая-нибудь девушка-старшеклассница могла обратить на него внимание.

«Он точно бы осудил», — осознал Дейв с грустью.

Он

в последний раз взглянул на фото. На лице старика была легкая улыбка; не знающие его люди сказали бы, что от неё так и веет презрением. Но почему-то сейчас Дэвиду показалось, что фотография усмехается ему. Будто покойный мистер Крэйн знает о его грязной тайне и смеется. Мужчина поспешил закрыть альбом. Он сам себя осуждал. Вся эта ситуация казалась неправильной. И даже не из-за его статуса и разницы в возрасте. С тех пор как завязался их роман, пришел конец его размеренной жизни. Кира обладала воистину взбалмошным характером, и их отношения были похожи на море своей непредсказуемостью. Сейчас было затишье, но он боялся, что это не надолго. Конечно, он тоже был виноват, чего только стоит тот случай в День Всех Влюбленных. Это был не он. Будто его подменили другим человеком, а самого отправили в глубину сознания, следить за развитием событий, как в том жутком фильме «Прочь». С ним никогда не было такого. Обвинять Киру в том, что она вывела его из себя, было бы ребячеством. Это было как помешательство. Он так и не нашел в себе силы обсудить это с ней. Потому что стыдился самого себя, ведь он до сих пор не понимал, как такое произошло. Но что самое странное, её это не оттолкнуло, а, кажется, даже наоборот. Казалось, что все стало, как было. Или будто и не было ничего. Его пугало это осознание. Пугали собственные действия, а точнее, бездействие по этому поводу. Он не знал, в какую сторону двигаться, боясь, что его следующий шаг может привести к очередному взрыву. Разумнее всего было бы расстаться. Но при мысли об этом его сердце сжималось. Будто кто-то сдавливал его невидимой железной рукой. Он не мог без неё. Он был одержим ею, как люди бесами или наркоманы дурманом. Не мог провести и дня, не увидев её в школе, не получив сообщения. Все его мысли были заняты только ею, помимо насущных дел, естественно. И во сне он видел только её. Причем, в его снах Кира была совсем другой. Более нежной, более спокойной и терпимой. В его снах она не сквернословила и всегда улыбалась, когда в жизни ходила с каменным лицом, особенно в последнее время, но это ведь связанно с её семейными проблемами — чего он хотел? Сам ведь был подростком, правда в их семье такого не происходило, но он тоже ходил хмурым большую часть времени.

Из раздумий его вырвала трель смартфона. Это была она. Дэвид поставил специальную мелодию на её звонки и сообщения. В этот самый момент все его размышления потеряли смысл. А сердце наполнилось отрадой, вызывая улыбку.

— Привет.

— Привет. — Её голос был тихим, и он тут же понял, что что-то произошло. Дэвид изменился в лице.

«Ох, не дай Бог, это как-то связанно с Вашингтоном».

— Я около твоего дома, — продолжала Кира на том конце трубки надломленным голосом. — Я могу зайти?

Мужчина посмотрел на часы и нахмурился: было начало девятого. Она давно должна быть дома, учитывая её наказание. Он не успел додумать свою мысль, как его осенила догадка: она сбежала из дома.

— Д-да, — ответил он рассеяно, а затем уже тверже: — Конечно. Только иди сразу на задний двор, я открою тебе.

— Хорошо.

Он выскочил из кабинета и тут же заглянул в комнату матери; та дремала со включенным телевизором. Дверь в соседнюю комнату, где жила сиделка была закрыта. Он спустился вниз и не обнаружил там её, значит, женщина была в своей комнате. В секунду он оказался возле двери, ведущей на задний двор, распахивая её. Никого не было. Дэвид включил свет и прислушался. Спустя пару мгновений, послышались неуверенные шаги, а затем появилась сама Кира. Её глаза были на мокром месте, губы и лицо обветрились, волосы растрепались. Не думая ни секунды, он выскочил к ней, сжимая в объятьях. Девушка всхлипнула.

— Пойдем скорее в дом, — опомнился он, заводя её во внутрь.

Стараясь не шуметь, они быстро поднялись наверх в его комнату. Сиделка так и не вышла, но его пульс все равно насчитывал, наверно, двести ударов в минуту. Только когда дверь в его спальню закрылась за ними, он смог нормально выдохнуть. А Кира вновь прильнула к нему и расплакалась. Когда она немного успокоилась, он усадил её на свою кровать и помог снять куртку. Она была в той же одежде, что и в школе, даже сумка была при ней. Получается, она вообще не была дома. Прежде чем приступить к выяснению случившегося, он дал ей выпить стакан воды.

— Что произошло? — Он сел рядом, взяв её руки в свои.

— Да я даже не знаю, с чего начать. — Она плаксиво сдвинула брови. — Жизнь всегда такое дерьмо, или когда ты маленький? — повторила она цитату из фильма «Леон».

— Всегда. — Он убрал выбившуюся прядку волос ей за ухо. — Расскажи по порядку.

— Ну…

И она стала рассказывать. Её повествование прерывалось плачем, а кое-где голос даже срывался. Дейв не перебивал её, охреневая от каждого слова. Он и представить не мог, как ей тяжело приходится сейчас в школе. И все из-за этого Вашингтона! Вот каким мудаком надо быть, чтобы так отзываться о своей бывшей девушке? Да еще и её номер дать своим головорезам из команды для сводничества. А её бывшие подруги! Нет, он и раньше знал, что женская дружба — это что-то типа логова змей, но тут был уже перебор. Это ведь самый настоящий буллинг. Он как учитель уже сталкивался с подобным в средней школе, да и когда сам был школьником. Над ним, конечно, не издевались в открытую, но игнорировали.