Бестии
Шрифт:
Вот такая девочка Тигу бы понравилась. Яркая, весёлая, лучезарная (даже фамилия – Солнцева!). Совсем как он. Но Нат его боится. Глаз не поднимает. Священный трепет. Директор, москвич…
А я не боюсь. Подумаешь – директор… Не в этом дело.
В маршрутке я для порядка спросила:
– Не звонит Серёжа?
Нати вздохнула.
– Нет… Может, телефон потерял.
– Так позвони сама.
– Ты что! Я не могу первая. Что он подумает?
– Да ничего не подумает. Сейчас время хорошее. Можно и на танец мужиков
Нат залилась румянцем. Сквозь загар – очень красиво. А глаза – как вишни в коньяке. Видел бы Сергей…
– Нет, зайчик, не могу. Это ты смелая, а я…
К горлу подступили слёзы.
Смелая – зашибись. Первый шаг сделать не в состоянии…
А до сих пор и не приходилось. Все, кого я выбирала, как-то понимали – по глазам ли, по флюидам… Все, кроме…
– Зайчик, а ты почему Гектору Андреевичу первой не признаешься? Умру от расстройства, если вы вместе не будете! Сама же меня учила – ничего не бояться.
– Так и надо. Но я… Просто, знаешь… было кое-что. Очень давно… Мне мешает. До сих пор.
– Что?
– Не хочу вспоминать… А ты не равняйся на меня. Ты Серёге точно нравишься.
– Нравилась…
Может, Нат права, говоря в прошедшем. Но год назад его глаза загорались при виде её. Готова поклясться.
Ладно, не будем о грустном. А шопинг поможет.
На рынке Нати развеселилась. Азартно примеряет платья, щебечет, смеётся, я всё подряд одобряю, но её тянет дальше. Пока все ряды не обойдём – не успокоится.
– Зайчик, а ты почему не выбираешь?
– А когда это носить?
С работы ухожу затемно. А по воскресеньям отсыпаюсь, читаю или брожу по инету. Больше ничего захотеть не успеваю.
– Ну хоть что-нибудь померь!
– Что?
– А вот!
Уму непостижимо, как Нат углядела эту юбку в ворохе платьев и кофточек. Умопомрачительная чёрная мини из тонкой кожи. Настолько мини, что платье Нат рядом с ней сойдёт за макси.
– Мечта садомазохиста…
– Давай-давай!
Нат решительно втолкнула меня в вагончик-примерочную.
О да. Это моя вещь. Однозначно. Фигурка – статуэтка. А с белой шёлковой блузкой (о, с каким наслаждением я швырнула в угол жаркий чёрный пиджак!) с пышным воланом – отпад. Просто отпад.
Сквозь занавеску просунулась голова Нат. Глаза округлились.
– Ва-ау…
– Хорошо?
Подруга показала большой палец.
– Вот так и иди.
– На работу?
– А почему нет? Суббота, конец дня. Даже ваш дресс-код…
Пока я обдумывала идею, Нат исчезла. Вернулась с упаковкой колготок.
– Держи. Вот так точно можно.
Да в конце-то концов… Я что, монашка?!
И вообще… Суббота есть суббота. Если уж Тиг, директор – в джинсах…
У охраны на входе глаза – девять на двенадцать.
Да уж. В таком меня тут ещё не видели. Представляю фэйс Шахова…
Шахов
Что ж, ожидаемо. Эти ноги он видел и вне юбки. А язвить – не в его стиле.
Да плевать на Шахова.
Всё это – лишь для одного.
Но его нет.
Боже, только не говорите, что он уехал. Бывает – он срывается в командировку вот так, среди дня.
Нет, только не сегодня… Я не переживу…
Четыре часа – как в тумане. С редкими просветлениями – когда удаётся выкроить минутку открыть заветный JPEG. Не отрывалась бы… Если уж нельзя заполучить оригинал…
Рабочий день кончается в шесть. Официально. Но у дирекции не принято уходить вовремя. А значит, и секретарям раньше пол-восьмого не уйти. Но сегодня в честь праздника можно и пораньше.
Нет. С места не двинусь, пока не увижу Тига. Пока он не увидит меня.
Даже если придётся ждать до полуночи. С этим старым упырём за стенкой.
Почему он не уезжает? Разве не должны были – все вместе? В «Зелёной роще» грандиозная торжественная программа.
А если Тиг уже там?
Ну, тогда плохи мои дела. Я не вхожу в число приглашённых. Если только Шахов возьмёт…
Три ха-ха. Меня стошнит прямо на него – раньше, чем выйдем отсюда. Не понимаю – что я в нём находила…
Где же Тиг? Где?
Противно и думать, но… пора нести Шахову почту.
Положила на левый локоть папку с бумагами. В правой длинный тонкий нож для вскрывания конвертов – рукоять в ладони, лезвие в рукаве. Порезаться трудно, но если ударить в горло… Не смертельно – я уж постараюсь, скрепя сердце. И даже без крови. Но будет больно. Очень.
Перед дверью замешкалась. Очень тугая ручка. Нужна хоть одна свободная рука. Не ждать же, пока кто-то придёт. Нож не брошу. Значит…
– Разрешите?
Через плечо протянулась рука. Тонкие, длинные, как у музыканта, пальцы повернули ручку играючи, как ложечку в чашке с кофе.
Внутри прокатилась тёплая волна. Язык отнялся.
Только не оборачиваться… Увижу его глаза так близко – потеряю сознание.
На деревянных ногах, на совершенном автопилоте печатающих дефиле, прошла к столу Шахова. Давно не сокращала расстояние до метра…
Уже захлопывая дверь, услышала выдох:
– О-бал-деть…
Тихо. Нерасчётливо искренне.
Как неосторожно…
К острой радости добавился холодок под ложечкой. Шахов двадцать лет руководит всем, чем может. Мне капризы сходят с рук – пока считает, что просто капризы. Но соперников не потерпит. Тем более – конкретного кандидата. Склонен видеть то, чего нет – и ещё додумывать. Плюс нутряная злость матёрого удельного князя к блестящему молодому москвичу…
Плюхнулась в кресло. Ноги дрожат, как после десяти километров кросса, сердце стучит, как метроном, выставленный на «presto agitato» при максимальной громкости. Да тихо ты, бешеное…