Бестия
Шрифт:
— Сегодня?
— Сегодня, в половине пятого. На вашем месте я позвонил бы Фреду Гаррисону. Не стоит после такой беседы гнать самой во весь опор.
Опять на воротах висели цветы. На этот раз алые тюльпаны, штук сорок, не меньше, прикинул Уэксфорд, стебли закрыты головками следующего ряда; вся эта масса покоилась на ложе из зеленых веток, образуя ромб. Бэрри Вайн взял прикрепленную к цветам карточку: «Даже твердейшие камни при виде на то кровоточат».
— «Все страньше и страньше» [22] , —
22
Л. Кэрролл. «Алиса в стране чудес», пер. Н. Демуровой.
Пока они ехали лесом, он позвонил домой и поговорил с Дорой. Скорее всего, он сегодня задержится.
— Нет, Редж, только не сегодня, пожалуйста, сегодня же новоселье у Сильвии.
Он что, забыл? Точно, забыл. Во сколько они должны там быть? Самое позднее в полдевятого?
— Если успею, постараюсь приехать домой в восемь.
— Я выйду чего-нибудь ей купить. Наверное, шампанское, если у тебя нет лучшей идеи.
— Кроме венка из сорока алых тюльпанов, ничего, но уверен, что шампанское предпочтительней. Шейла, конечно, не звонила?
— Я бы тебе сказала.
Лес понемногу наряжался в зелень, постепенно оживая под ласковым дыханием весны. На широких лесных полянах между деревьями трава сияла россыпью белоснежных и ярко-желтых звездочек цветов. От дикого чеснока с жесткими нефритовыми листьями и похожими на лилии соцветиями исходил островатый аромат. Из-под развесистых дубовых веток вспорхнула сойка — розовая, в голубую крапинку, огласив лес хрипловатым криком. Легкий дождичек, падавший на весеннюю поросль, наполнял лес мягким шелестящим шепотом, шорохом, шелестом.
Миновав арку в стене, они выехали на открытую площадку для автомобилей. Дождь внезапно припустил сильнее, словно прорвав тучи, струи заколотили по камням, ручьями побежали по ветровому стеклу и по бокам автомобиля. В просветах между струями воды Уэксфорд разглядел у парадного входа задок автомобиля Джойс Вирсон. Внезапно охватившее его тревожное предчувствие чего-то, что может случиться в недалеком будущем, Уэксфорд отверг как нелепое. Пустое это, все эти предчувствия.
Он прошел в конюшни, не прекращая размышлять о таинственном дарителе цветов, о Джоне Гэббитасе, ни словом не обмолвившемся о намерении купить дом, об отступничестве Гаррисонов, о странной полоумной женщине, подслушивающей под дверью. Какое отношение все эти странности могут иметь к случившемуся?
Когда приехала Джоан Гарланд, он отвел ее в угол, где стояли два кресла Дэйзи. С момента их последней встречи Джоан успела прихорошиться, попудрившись и подрумянив щеки. Он чувствовал в ней некое смущение, рожденное его причастностью к ее тайне. Опустившись в одно из кресел, она беспокойно поглядывала на Уэксфорда, не отнимая от щек руки, словно старалась прикрыть самый заметный лиловый синяк.
— Джордж Джонс, — назвал он имя, — Ганнер Джонс. Вы его знаете?
Наверное, он все же наивен. Ну чего он ожидал от этого вопроса? Жаркого всполоха на щеках? Очередного приступа рыданий? Она наградила его тем же взглядом, каким мог бы наградить ее он, спроси
— Мы с ним не виделись уже сто лет, — ответила женщина. — Когда-то я хорошо его знала. Мы приятельствовали — они с Наоми и мы с Брайаном, это мой второй муж. Как я уже сказала, я не видела его с момента их развода. Я писала ему пару раз — вы об этом хотите спросить?
— Вы писали ему, предлагая вновь сойтись с Наоми?
— Это он вам сказал?
— А разве это не правда?
Она задумалась. Бордовый ноготок поскреб висок у волос. Возможно, зачесался невидимый шрамик.
— И правда, и не совсем правда. Когда я написала ему в первый раз, речь шла именно об этом. Наоми пребывала немного… в тоске, что ли, в унынии. Один или два раза она заговорила со мной о том, что, может, ей следует попытаться еще раз наладить отношения с Ганнером. Все лучше, чем одиночество. Ну, я и написала ему. Он ничего не ответил. Прелестно, подумала я. К тому времени я уже поняла, что нашла не лучший выход. Я немного поспешила. Бедняжка Наоми, она была не создана для брака. Да и для любых отношений. Только не думайте, что ей нравились женщины. Лучше всего ей было наедине с собой, с любимым занятием — этими своими вазочками, красками и прочим.
— И все же летом прошлого года вы снова писали ему.
— Писала, но уже о другом.
— О чем же, миссис Гарланд?
Сколько уж раз он слышал слова, сейчас вот-вот готовые сорваться с ее губ? Он мог предсказать их, облечь в точную форму последнего возражения.
— Это не имеет отношения к делу.
— Об этом судить мне, — ответил он привычной фразой.
Внезапно она разозлилась.
— Я не хочу говорить! Это личное. Неужели вы не понимаете? Неважно, что они мертвы. В любом случае, в этом не было ничего — как вы это называете? — оскорбительного, никакого насилия. Я хочу сказать, они просто смешны, эти два старика. О Господи, как глупо! Я устала, и к делу это все никакого отношения не имеет!
— Мне бы хотелось услышать, что было в том письме, миссис Гарланд.
— Я хочу видеть Дэйзи, — ответила женщина. — Мне нужно увидеть ее, сказать, как я ей сочувствую. Ради Бога, ведь я же лучшая подруга ее матери!
— Разве не она — ваша?
— Не нужно все время выворачивать наизнанку мои слова. Вы знаете, что я хочу сказать.
Он знал.
— У меня масса времени, миссис Гарланд. — Ничего подобного. Ему нужно быть на новоселье у Сильвии. Пусть даже обрушатся небеса, он обязан явиться на это новоселье! — Мы проведем в этих удобнейших креслах столько времени, сколько вам понадобится, чтобы принять решение.
Теперь независимо от того, имеет это все отношение к делу, не имеет, его попросту раздирало любопытство. Джоан Гарланд не только пробудила его попытками увильнуть от ответа, но стряхнула остатки сна, вытащив на свет Божий и заставив напрячься всеми нервами.
— Уверен, это не личное. Не имеющее отношения Лично к вам. Так что не смущайтесь.
— Хорошо. Я снимаю с себя ответственность. Вы поймете, в чем дело, когда я вам все расскажу. Кстати, и на это письмо Ганнер мне не ответил. Редчайший экземпляр отца! Что ж, мне следовало догадаться — ни на йоту интереса к несчастной малышке с того самого момента, как сбежал от них.