Бестолочь

Гранжи Женя

Завтра выпадет снег

Ужасно скверно…

Стелется туманом

Пожар, наверно,

За пределом зрения

Пылает осень

Дымчатым обманом.

Ко мне приносит

Облако прозрения.

Презрение!

В осеннем танце

Кружится торнадо.

В потертом ранце

Я таскаю месяцы.

Портвейн с хандрою –

Это то, что надо.

Гнилой порою

Время

во мне бесится.

Поднебесица!!!

Загорелись фары

Лиры и кифары!

Октябрь ублюдок!

Влились в желудок

С горечью соды

Аэды и рапсоды!

Хандра пропала!

Несу куда попало

Осеннюю околесицу.

Поднебесица!

Поднебесица!!!

Поднебесица…

7.10.2003

Художник

Уставшим от сумки с палитрой, плечом

Я дверь отворил машинально и просто.

С собою опять поболтал ни о чём

И лёг на холодную простынь.

Замёрзнув, с трудом своё тело поднял.

Прошаркал на кухню, холодный, измятый.

Ещё не унюхав, что ждёт западня,

Согрел себя чаем из мяты.

Почувствовав счастье и гордость щетин,

В тепле, у камина зажёг сигарету.

И, вдруг, себя жизни царём ощутил.

«Карету мне, типа, карету!»

Внезапно, сорвало с руки тормоза.

В картон полетели игривые пятна –

И вправо и влево, вперёд и назад…

Картина пока не понятна.

Мольберт раскалился, творят виражи

Потёртые, верные много лет, кисти.

И вот, на столе, будто вечность лежит

Шедевром испорченный листик.

И снова покой… И опять не король.

И снова один. Сижу в кресле-качалке,

Исполнив последнюю главную роль…

Художник умрет.

И не жалко.

1.11.2003

Отцу

Застенчивой улыбки свет даря,

По-прежнему со мною каждый миг ты делишь.

Во сне со мною часто говоря,

По-прежнему в меня безудержно ты веришь.

С одним отцовским словом «хорошо»

В сравненье не идут все льстивые подвохи.

Что значат клады все, что ты нашёл,

С одной всего отцовской фразой: «Это плохо»!

Я горд, что я похож. Я – сын Петра!

Сын Человека Настоящего!

Но это

Не всё – я предан верности ветрам, -

Горжусь я тем, что – сын Великого Поэта!

Когда ж нещадно бьёт судьба меня,

Я верю свято, не сбиваясь с жизни ритма,

Что самый лучший стих твой – это я,

Я самая твоя удачнейшая рифма.

4.07.2005.

Стук (поэма)

Вам слова мои уши не мнут?

Потопчитесь немного на месте,

А в ближайшие двадцать минут

Только я буду ваш балетмейстер.

Суетливая брань, кутерьма –

Из такого густого дерьма

Чтобы вылезти – вы, сперва, влезьте

В тот котёл, что для вас теперь мал –

Искупайтесь в деньгах или в лести.

Потрубим в изобилия рог!

Из ушей ваших выскочит вата.

Не ступайте за сердца порог –

Это может для вас быть чревато.

Говорю, не жалея совсем:

Хоть и так все вы кривы и косы,

Брошу в зубы и в руки вам всем

Голой правды свои абрикосы!

Ведь полемику страха со злом

Завязал очень крепко, похоже,

Монотонным и серым узлом

Монотонный и серый прохожий.

Куда захочешь – туда паришь.

Прямо из палаты хохочущей больницы.

– Куда летим?

– Березники-Париж!

– Как угодно! Хоть Монако-Ницца!

Граждане, внимание!

Начинается абрикосомания!

Вжал до ста –

Пожалуйста!

I

Молодых людей приговорили

к смерти.

Ох, лопаты радуются

и траншеи!

Веселей! Скорей длину верёвки

смерьте!

Веселится виселица

новым шеям!

Опухли от слёз девицы,

Казнённых мятежников жёны.

Примерно им лет по тридцать.

Супруги глазами прожжённый,

Мятежник затих и умер…

Узлами для храма свечи.

Темнеет уже и сумер-

ки душат петлёю вечер.

И в сумерках видится, будто

У виселиц форма креста.

А в главной петле – не то Будда,

Не то кто-то вроде Христа.

Лицо его цвета сливы.

Красиво висит. Счастливый.

Судья же, отдав приказанье: «Повесьте!» -

Уселся за праздничный стол.

И выпил за жизнь и здоровье по двести,