Бестужев-Марлинский
Шрифт:
Мыс Адлер был занят русскими. 8 июня происходил размен телами. Труп Бестужева не отыскался. Сами горцы не могли найти его. Милиционеры гурийской милиции обнаружили, однако, на теле убитого убыха [109] пистолет, который многие признали за бестужевский. О занятии мыса Адлер главнокомандующий барон Розен доносил в Петербург так:
«Высочайшее указание приведено мною в точное исполнение: мыс Адлер, служивший для большей части
109
Горское племя, жившее на южном склоне Кавказских гор между джигетами и шапсугами.
Затем перечислялись убитые офицеры: Мингрельского егерского полка штабс-капитан князь Туманов и подпоручик Мищенко, Черноморского линейного № 10 батальона прапорщик Бестужев, Грузинского линейного № 4 батальона прапорщик Запольский, Мингрельского ополчения урядник князь Пхейдзе.
В «Литературных прибавлениях» к газете «Русский инвалид» появилась статья Каменского:
«Вот еще разбитая лира, еще исчезнувшая знаменитость литературная; еще утраченный писатель: Марлинский умер…»
Цензор А. В. Никитенко записал в дневнике:
«Новая потеря для нашей литературы: Александр Бестужев убит. Да и к чему в России литература!»
Жалеть погибшего писателя сделалось модой. Вдруг размножились его «друзья», декламировавшие по помещичьим гостиным страницы из «Аммалат-бека». Многие из приезжих с Кавказа офицеров показывали дружеские записочки Бестужева с просьбами, вроде: «Деньги выслал, а чаю до сих пор нет».
Серебряный эполет Бестужева оказался в Петербурге, Москве и в провинции такой же частой, редкостью, как сапог Карла XII или перчатка госпожи де Сталь.
Особенно интриговали странные подробности гибели писателя: не найден труп. Как это может быть? Приезжих с Кавказа девицы осаждали вопросами:
— Ах! Скажите, там ведь ужасно: умирают и убивают?
— Случается.
— А что Марлинский? Ах, Аммалат-бек! Бедный полковник! Но сам-то Марлинский, где он теперь? Правда, что он главнокомандующим у Шамиля?
— Фи, Варя! Брат писал, что он только командует там артиллерией.
— А вот и неправда… Он занят совсем другим — он издает в горах газету.
Бестужев вторично выступил в литературе почти одновременно с «Повестями Белкина» и «Вечерами на хуторе», в тот период, когда в русской литературе начали падать лирические жанры, и вся она, по выражению Белинского, «превращалась в роман или в повесть». В 1840 году вышло в свет 3-е издание «Русских повестей и рассказов» Бестужева. Это событие послужило для Белинского поводом к тому, чтобы высказаться до конца о творчестве Марлинского. В специальной статье критик сопоставлял творчество Марлинского с произведениями корифеев русского классицизма — Сумарокова, Хераскова, Богдановича и Княжнина. В то время как эти корифеи, по словам Белинского, «хлопотали изо всех сил, чтобы отдалиться от действительности и естественности в изобретении и слоге», Марлинский «всеми силами старался приблизиться к тому и другому». Если классики «почитали для себя за унижение говорить живым языком», то Марлинский «силился подслушать живую общественную речь и во имя ее раздвинуть пределы литературного языка». Поэзия его повестей — не в мыслях, а именно в языке. Марлинский — внешний талант; он достоин уважения, как и всякий другой талант, но незаслуженная слава этого писателя свидетельствует
К критическим работам Бестужева Белинский отнесся иначе:
«При некоторых недостатках, сколько в этих статьях светлых мыслей, верных заметок, сколько страниц и мест, горящих, сияющих, блещущих языком, увлекательным красноречием, резкими, многозначительными, хотя и краткими, очерками, бриллиантовым языком! Сколько истинного остроумия, неподдельной живости ума! Сколько верных отзывов и критического в них такта… Марлинский немного действовал, как критик, но много сделал — его заслуги в этом отношении незабвенны».
Романтизм Бестужева — троякий, всепроникающий. Этот человек был романтиком в своей личной жизни, — об этом говорит его биография. Он был романтиком в своем художественном творчестве, — за это осуждал его Белинский. Наконец он был романтиком и в общественной своей деятельности — вся история участия Бестужева в декабристском движении свидетельствует о революционном романтизме его настроений и поступков. Он — типичный декабрист той формации, к которой принадлежали Рылеев, Одоевский, Кюхельбекер, Николай и Михаил Бестужевы, а это — крупное звено в общей цепи движения. Именно отсюда черпал Герцен романтизм своей ранней революционности и этим романтизмом «очищался».
Именно о друзьях Бестужева и о нем самом были написаны замечательные слова:
«Мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало» [110] .
БИБЛИОГРАФИЯ
А. Бестужев, Полное собрание сочинений. СПБ, 1847.
А. Бестужев, Собрание стихотворений. Л., 1948.
110
В. И. Ленин, Сочинения, изд. 4, т. 18, стр. 14. («Памяти Герцена».)
А. Бестужев. Избранные повести. Л., 1937.
A. А. Бестужев. Собрание сочинений. Л., 1958.
«Полярная звезда», 1823, 1824 и 1825.
«Полярная звезда» на 1862, книга седьмая, вып. 1. Лондон, 1861.
B. И. Ленин, Сочинения, т. 18-, стр. 14.
К. Аксенов, Северное общество декабристов. Л., 1951.
Альманах «Звездочка» 1826 года. «Русский архив», 1869 и «Русская старина», 1883.
Б. Базилевский, Государственные преступления в России в XIX в. СПБ, 1906.
М. Ю. Барановская, — Декабрист Николай Бестужев. М., 1954.
B. Белинский, Собрание сочинений. М., 1948.
А. Беляев, Воспоминания декабриста. СПБ, 1882.
Бестужевы, Воспоминания. М. — Л., 1951.
А. Бороздин, Из писем и показаний декабристов. М., 1906.
«Бунт декабристов». Юбилейный сборник. Л., 1926.
Вл. Бурцев, За сто лет (1800–1896). Сборник по истории политических и общественных движений в России. Лондон, 1897.
Е. Вейденбаум, Кавказские этюды. Тифлис, 1901..
C. Венгеров, Критико-библиографический словарь, т. III. СПБ, 1892.