Бесы 3.0
Шрифт:
– Заметила, что Фурманов с Пихтиковым всё делают вместе, – прошептал Оливин. – Даже когда говорит один из них, он всё равно употребляет множественное число: «приветствуем», «просим», «доводим до сведения»»?
Монахова кивнула.
– А знаешь, почему?! – Оливин ухмыльнулся, заглянул в смартфон и стал цитировать:
– Пихтион – демон с огненными крыльями и красными рогами. Не имеет жены и детей. Общается исключительно с мужчинами-воинами тёмного братства… Фурфур – демон-олень. Никогда не говорит правду, только если войдёт в нарисованный мелом треугольник. Оказавшись в треугольнике, принимает облик ангела-женщины
Монахова вновь кивнула.
– Я читала. И намёк твой поняла. Но слишком уж просто. Вряд ли они любовники. Здесь нечто другое. Иногда мне кажется, что они часть единого целого, разделённого случайно, по ошибке. К тому же у Фурманова, говорят, была жена…
– Да у них у всех жёны и дети, – сказал Оливин. – Шифруются…
– Для чего? Сейчас время, когда всё разрешено. А в нашем-то «Мордоре» и подавно…
– Поговаривают, что они уже год из башен никуда не выходят…
– Тут я их понимаю, – чуть мечтательно произнесла Монахова. – Зачем куда-то уезжать, когда тут всё есть. Жильё, работа, рестораны, кафешки, бутики, гипермаркеты, салоны красоты, фитнес-центры, кинотеатры. Я тут года три, а всего ещё не изучила, не увидела. Однажды, помню, к какой-то важной конференции готовилась, так я жила в башнях почти неделю. Спала в местном отеле, шмотками и едой отоваривалась в местных магазинах. Даже по работе всех подрядчиков нашла в нашей же и в соседних башнях. На улицу ни разу не вышла. Передвигалась исключительно по туннелям и подземным переходам. Потом и домой не слишком тянуло. Так бы и жила… Тут же эпицентр событий. Всё самое яркое и необычное. Те самые шик и глянец, о которых все мечтают. Ты вот, например, знал, что в башнях есть свой журнал?
– Какой журнал?
– Видишь, не знал. А он есть. Я там, кстати, в последнем номере на обложке.
– В обнажённом виде? – усмехнулся Оливин.
– Почему сразу в обнажённом? – фыркнула Монахова. – Может, я там как лучший менеджер года!
– А то! – Оливин расплылся в улыбке. – Ты вон и в отелях местных живёшь, словно звезда? Случайно, не в том, что под самой крышей?
– В том самом, – ответила Монахова, с удовольствием наблюдая, как меняется лицо собеседника.
– Так там же цены – космос, – обескураженно произнёс Оливин.
– Настоящие звёзды так и живут: то парят в облаках, то стреляют мелочь на электричку.
Взгляд девушки вдруг стал романтично-мечтательный. Она вспомнила, как там под облаками.
– А какая, Андрюш, там ванна… Розовая, фарфоровая, вся в вензельках. Настоящая принцессовая! Стоит она на отдельном пьедестале, прямо перед широким окном. Купаешься, а под тобой Москва. Представляешь?!
Оба сглотнули слюну.
– А почему ж я не видел той ванны? – спросил Оливин.
– А потому что мы тогда ещё не были знакомы, – вздохнула девушка. – Ты ж здесь всего год. А то моё неожиданное восхождение на Олимп случилось давно. Фурманов с Пихтиковым тогда только отремонтировали отель. Им нужен был подопытный, чтоб протестировать, как там всё работает. Ну я и вызвалась.
– Пустили, словно кошку в новое жильё, – улыбнулся Оливин.
– Что-то вроде того, – улыбнулась Монахова. – Во время проживания кошка сожгла пару дорогущих светильников и пролила соседей снизу. Хорошо, что этими соседями на тот момент были всё
– Так они живут в платиновых апартаментах?
– Нет, конечно! Просто именно на них оформлена вся нераспроданная в башне недвижимость. Апартаменты они купили в кредит, специально под отель, причём на стадии строительства, когда ещё и половины башни не было. Ремонт сделали тоже в кредит. Думаю, им ещё лет десять, а то и двадцать расплачиваться. Ну а сами они живут где-то на семидесятом, в квартирах напротив друг друга.
– А на лестничной площадке назначают свидания, – усмехнулся Оливин.
Спереди вдруг кто-то обернулся и зашипел.
– Хватит болтать… Из-за вас ничего не слышно… Махаллат и Оливий притихли.
Невольно вслушавшись в запредельную чушь, доносящуюся из президиума, они удивлённо переглядывались, словно продолжая вести друг с другом мысленный диалог. Наконец кто-то, чтоб не шуметь, написал другому в мессенджере:
«Зачем нас вообще сюда позвали?»
«Наверняка для количества, чтоб все места были заняты».
«Сегодня и без нас аншлаг».
«Странно! Кому интересна эта тягомотина? Журналистов тьма. Все телеканалы! С чего вдруг?» «Наверняка один из грантов получит кто-то важный».
«Награждают же какую-то молодёжь».
«Значит, сын или дочь кого-то важного!» «Тоже мне, Инвестиционный совет! Говорили, тут всё по чесноку!»
«Ага, по чесноку! «Мерседес» вспомни!»
«Могли б заранее предупредить».
«Кто мы такие, чтоб предупреждать?!»
«Может, свалим?»
«Отличная идея!»
Они уже готовы были протиснуться меж рядами к выходу, но тут вдруг услышали из президиума нечто интересное.
– Следующим претендентом на грант является группа молодых инженеров завода «Серп и Молот» с проектом по созданию «Инновационных микродронов для бетонных работ».
Махаллат с Оливием переглянулись и, не сговариваясь, стали что-то писать в своих смартфонах.
– Кому пишешь? – спросил Оливий.
– Пихтикову, – ответила Махаллат. – А ты?
– Фурманову…
– Может, зря пишем, может, «Серп и Молот» и так победит?
– Ага, победит, как же!
Через мгновенье Фурманов с Пихтиковым читали сообщение от коллег.
«Серп и Молот» должен победить».
«Идите вы со своим «Серпом»! – таков оказался общий ответный месседж.
«Надо срочно поговорить», – написали тогда Махаллат и Оливий.
Через несколько минут все четверо уже поднимались вместе на лифте с сорок третьего на шестьдесят восьмой в совещательную комнату.
– А как там церемония без вас? – спросила Монахова.
Пихтиков махнул рукой, которая почему-то оказалась забинтована, и спокойно произнёс:
– Обойдутся. Сейчас видеопрезентации проектов. Затем речи почётных гостей. Это час, не меньше. Наш выход под занавес – объявим победителей, вручим чеки…
– Так значит, победители уже определены? – поинтересовался Оливин.
– Конечно… Три отличных проекта, которые хоть сейчас можно выводить на рынок.
– То есть всё по чесноку?
– Всё по чесноку!
– Это у нас-то?
– Это у нас-то!
– Ну и ну…
Четвёрка вышла из лифта, преодолела несколько лабиринтов из стеклянных дверей и оказалась в знакомой до боли совещательной комнате, в которой прошла половина их трудовой жизни.