Бесы пустыни
Шрифт:
— Я в этом никогда и не сомневался, — ответил гость с прежней улыбкой на лице.
— Ну, вот. Мы ожидаем прибытия новых караванов в ближайшие недели. Получишь обработанный металл по самой низкой цене, о какой только мечтать можно, да еще на полпути от земель, где его производят.
— Что же, я и вправду не отрицаю, что удачлив сегодня, коли меня первым Аллах познакомил с этим вашим рынком.
— Уговор только, чтобы дело было скрыто.
Гость вздернул голову, не понимая, о чем речь, и Анай закончил:
— Народ
Шейх закивал головой в знак согласия, сообразив, в чем дело, и спрятал улыбку.
5
На рыночной площади, в стороне, прилегающей к домам, стояли рядом вождь и имам. Показался султан с гостем. Стайка теней растворялась понемногу в толчее рынка. Надменный диск выплыл над горной вершиной, нырнул опять и — скрылся за тучей пыли.
Эти двое соперников пожали друг другу руки — надменно и прохладно.
Постояли немного, созерцая беспросветную массу рынка и соблюдая таким образом обряд приличия. Затем Анай счел должным представить гостя вождю:
— Это — хаджи Беккай[105]. Богатый купец.
Имам повернулся к хаджи, поправил покрывало своей белой чалмы возле заостренного носа.
Вождь, продолжая смотреть в толпу, словно разглядывал мираж, сказал:
— Неплохо было бы нам всем увидеть разом Гадамес, Мурзук, Тамангэст[106] и Триполи вот здесь, на нашей равнине. Но такое чудо сотворить разве только одни купцы в силах.
Улыбка вновь осветила лицо хаджи, он сделал несколько шагов вперед, по направлению к вождю, спеша ответить на комплимент:
— Люди равнины — вот кто на этот раз сотворил чудо. Вы к нам в Томбукту из чащоб явились. Вернули затерянный Вау из небытия. Ха-ха-ха… Мне говорили, ты назвал его Вау. Ха-ха-ха! Что ж, я согласен — подходящее название!
— Мой дом еще не достроен, — произнес Анай, — но для меня будет честью, если вождь почтит его своим посещением и разделит со мной чай.
Вождь в ответ приспустил вниз на глаза полосу своей голубой чалмы и извинился:
— Не бывало у меня еще такого, чтоб под крышу дома заходить.
Он остановился на миг, потом продолжил:
— Не думаю я, что придется мне когда-то сделать такое, даже если бы был твой дом дворцом из затерянного Вау.
Все вокруг рассмеялись, а хаджи Беккай заметил:
— Что, неужто до такой степени боишься, что дома рухнуть могут?
— Не только рухнуть… Мне они все с потолками ваши тюрьмы напоминают — там, на Севере. Люди Сахары много сказок о них рассказывают…
Хаджи спрятал улыбку. Сказал, соглашаясь:
— Твоя правда. Живущий на воле в песках Сахары без причины не осядет…
Вождь двинулся по направлению
Воздух был весь пропитан запахами: козы и негры, пряности и зеленый чай, верблюжья моча осаждали со всех сторон. На раскинувшееся за рыком пространство несколько чернокожих пастухов выгнали стадо стреноженных верблюдов, подгоняя их в сторону пастбищ в долинах, где росли акации — «райские бананы». В воздухе мелькали длинные посохи и плети пастухов.
Вождь уселся на землю у подножия обманутой людьми горы. Все расположились кружком возле него на камешках — поудобнее, кто как сумел. Беккай нашел место напротив вождя. Завел беседу на самую подходящую тему:
— Не видала Сахара еще такого жестокого Гиблого, как в этом году. Уж дождетесь ли вы ему конца?
Вождь, поигрывая деревянным посохом, произнес в ответ:
— Верно, мы ждали, что вы к нам все-таки явитесь, караванов владельцы, с помощью талисманов да заклинаний этих факихов из оазисов. Или они там ловки только воду с небес заговаривать, а?
Купеческий богатей рассмеялся. Поиграл бородой, потом сказал:
— Правду говоришь, шейх наш. Я никого круче их не видал в составлении всяких посланий да заклинаний, чтобы дождь отвратить. Люди на Севере все жалуются на действия их дьявольских амулетов — вот уже два года подряд вся Хамада от засухи стонет.
Вождь повернулся к Анаю:
— Ты про волшебство, чтобы гиблый наш ветер утихомирить, у людей Аира спрашивай. Все чары Сахары родом оттуда.
Анай улыбнулся, прежде чем ответить на шутку:
— Чары наши в силах повязать самого зловредного джинна, только Гиблый — ифрит[107] незаурядный, грозится нас одолеть.
Единственный, кому вздумалось вступиться за Гиблого, был имам, заявивший вдруг с важным видом:
— Гиблый тоже вправе свое взять. Никто не отрицает, у него свои интересы имеются. Неспроста ветер дует.
Подошел один из чернокожих слуг с медным подносом, уставленным стаканчиками зеленого чая, увенчанными аппетитными колечками пены… Он обошел всех по кругу, и имам, пригубив пену и сделав глоток, продолжал свое:
— Землю от болезней ветер очищает и опыляет пальмы в оазисах и растения всякие на Хамаде.
Вождь зажал стаканчик чая в руке, а второй рукой стянул с губ покрывало лисама, приготовившись сделать глоток, и произнес:
— У твоего ветра одна злая черта все добрые перекрывает.
Он замолк, привлекая внимание сидящих вокруг, и сделав свой глоток, закончил:
— Засыпает он источники вод и колодцы хоронит!
Однако имам не сдавался:
— Говорят также, он откапывает погребенное.