Бесы в Париже
Шрифт:
Когда они уселись — Вэллат с приготовленным блокнотом и нацеленной в него шариковой ручкой, — президент выдавил из себя несколько невнятных приветственных слов и попросил доктора Киссинджера изложить свое дело.
— Мне поручено лично самим американским президентом, — начал Киссинджер, — передать вам на словах, а не в письменной форме… — Он чувствовал, что французский президент предпочтет именно эту форму. — Речь идет о стабильности обстановки во Франции, которая для него… (и т.д. и т.п.). Недавние взрывы вызвали в Вашингтоне серьезную тревогу. Наш президент хотел бы убедиться, что ситуация находится
Гортанный голос доктора Киссинджера звучал монотонно. Президент республики устремил свой взгляд в пространство, то же самое волей-неволей пришлось сделать и премьер-министру. Когда говоривший наконец замолчал, президент откашлялся и произнес:
— Но это наши внутренние дела, доктор Киссинджер. Мы ведь не приезжаем в Вашингтон, когда у вас негры бунтуют.
— Если Францией завладеют коммунисты, это станет европейской проблемой, а стало быть, и мировой, — возразил Киссинджер, — Соединенные Штаты не могут остаться безучастными. Выборы в восемьдесят первом году, когда коммунисты вошли в правительство, вызвали, как вы знаете, отголоски и у нас. Недавние события увеличивают возможность того, что коммунисты и дальше продвинутся к власти. Повторяю: Соединенные Штаты не могут равнодушно взирать, как развиваются дела.
— Это что, угроза?
— Никоим образом, господин президент, но я уполномочен заявить, что Соединенные Штаты готовы сделать все возможное в пределах известной и принятой международной практики, чтобы помочь французскому правительству выйти из затруднительного положения.
— Мне неизвестно, чтобы французское правительство обращалось за такого рода помощью.
— Совершенно верно. Но мы полагаем, что ситуация может измениться.
— А если изменений не воспоследует?
— Тогда можно ожидать, что наше правительство предпримет определенные шаги — по крайней мере финансового и коммерческого характера.
Премьер-министр вмешался в разговор:
— Вы собираетесь атаковать франк?
Киссинджер пожал плечами.
— Наши банки хотят себя защитить. Казначейство США не может им воспрепятствовать, если они сочтут, что обстановка во Франции нестабильна. То же самое относительно крупных американских корпораций, чьи интересы связаны с Францией, и тех, что покупают французское оборудование и материалы, — что мы им скажем? Только одно: будьте осторожны!
Наступило молчание.
— Передайте вашему президенту, — заговорил французский президент, — что я ценю проявленный им интерес, однако вынужден отказаться от участия США в той деятельности, которую мы предприняли для устранения своих временных затруднений. Вы можете быть совершенно уверены в том, что мы с ними справимся. Что до предстоящих выборов, то они касаются французов и только французов.
— А почему это сегодняшняя встреча происходит не в президентском дворце? — Внезапный вопрос адмирала прозвучал так, как если бы он находился у себя на юте.
Президент твердо глянул в его по-детски голубые глаза.
— По той причине, адмирал, что в моем кабинете идет ремонт.
Адмирал
— Вас обстреляли, — заявил он. — Не понимаю, какого черта вы это терпите. Всем известно: это же коммунисты.
— Благодарю за совет, — ответил президент. — Он, безусловно, обнаруживает глубокое понимание нашей сложной политической ситуации.
Он встал:
— Господа, могу только добавить следующее. Мне представляется, что вы стремитесь подтолкнуть нас к административным — то бишь полицейским — мерам против коммунистов. Думаю, в субтропическом климате Вашингтона это могло бы выглядеть логичным. Именно этому, вероятно, я обязан высокой чести беседовать не с кем иным, как с руководителем ЦРУ. Но должен заявить, что я решительно отказываюсь быть втянутым в какие-либо действия, способные привести к гражданской войне в нашей стране, — к войне, победу в которой я никоим образом не смог бы гарантировать.
Он устремил на адмирала холодный взгляд.
— Здесь вам не колония, адмирал. Не Ла-Пас, не Сантьяго и даже не Буэнос-Айрес. Это Париж. Не считаю возможным продолжать нашу беседу. Передайте, пожалуйста, мои наилучшие пожелания президенту США и желаю приятно провести время, пока вы еще у нас.
Они снова обменялись рукопожатиями. Отпуская руку премьер-министра, доктор Киссинджер заметил:
— Пожалуйста, не забудьте: правительство не в силах влиять на то, что могут предпринять наши банки. Как бы потом не пришлось пожалеть.
Он пожал плечами, тонко улыбнулся и удалился вслед за массивной фигурой адмирала.
— Давайте встретимся с этим вашим Хеммингом сегодня, — предложил он, когда они спускались по лестнице.
— Я это организую, Генри, — согласился адмирал и добавил: — Вот чертовы дураки!
Рольф Хемминг занимал дорогую квартиру в шестнадцатом округе, недалеко от Булонского леса. Она была полностью перестроена согласно его несколько своеобразным вкусам — Хемминг был гомосексуалистом. Светильники венецианского стекла в гостиной бросали нежный свет на двери, покрытые в несколько слоев лиловой краской. Обюссонские ковры были великолепны, а столовую украшали две прелестные головки Греза, повешенные слишком уж напоказ, будто в картинной галерее. Удобные, глубокие диваны и кресла были обиты платной бледно-серой материей, на некоторых обивка была цвета кофе с молоком. Все это производило впечатление одновременно и некоторой вульгарности, и старомодной изысканности. Черный слуга, уроженец Сомали, с великолепной мускулатурой, был в белой национальной одежде с золотой вышивкой.
Доктор Киссинджер осторожно присел на один из диванов. Адмирал остался стоять спиной к открытому окну, откуда веяло угнетающей уличной жарой. Рольф Хемминг, такой же фатоватый, как его жилье, и такой же старомодный с виду, расположился в кресле. Было четыре часа пополудни. Им подали коктейль «Кровавая Мэри».
— Мои осведомители, — начал Хемминг, речь его была изысканно-манерной, — говорят, будто это дело рук коммунистов, которые рассчитывают, что дестабилизация послужит им на пользу во время выборов. Население захочет ценой своих голосов купить мир и спокойствие…