Бесы
Шрифт:
– Вот и Ставрогин встает, Ставрогин тоже не отвечал на вопрос, – крикнула студентка.
Ставрогин действительно встал, а с ним вместе с другого конца стола поднялся и Кириллов.
– Позвольте, господин Ставрогин, – резко обратилась к нему хозяйка, – мы все здесь ответили на вопрос, между тем как вы молча уходите?
– Я не вижу надобности отвечать на вопрос, который вас интересует, – пробормотал Ставрогин.
– Но мы себя компрометировали, а вы нет, – закричало несколько голосов.
– А мне какое дело, что вы себя компрометировали? – засмеялся Ставрогин, но глаза
– Как какое дело? Как какое дело? – раздались восклицания. Многие вскочили со стульев.
– Позвольте, господа, позвольте, – кричал хромой, – ведь и господин Верховенский не отвечал на вопрос, а только его задавал.
Замечание произвело эффект поразительный. Все переглянулись. Ставрогин громко засмеялся в глаза хромому и вышел, а за ним Кириллов. Верховенский выбежал вслед за ними в переднюю.
– Что вы со мной делаете? – пролепетал он, схватив Ставрогина за руку и изо всей силы стиснув ее в своей. Тот молча вырвал руку.
– Будьте сейчас у Кириллова, я приду… Мне необходимо, необходимо!
– Мне нет необходимости, – отрезал Ставрогин.
– Ставрогин будет, – покончил Кириллов. – Ставрогин, вам есть необходимость. Я вам там покажу.
Они вышли.
Глава восьмая
Иван-Царевич
Они вышли. Петр Степанович бросился было в «заседание», чтоб унять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и через две минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнился переулок, которым можно было еще ближе пройти к дому Филиппова; увязая по колена в грязи, он пустился по переулку и в самом деле прибежал в ту самую минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.
– Вы уже здесь? – заметил Кириллов. – Это хорошо. Входите.
– Как же вы говорили, что живете один? – спросил Ставрогин, проходя в сенях мимо наставленного и уже закипавшего самовара.
– Сейчас увидите, с кем я живу, – пробормотал Кириллов, – входите.
Едва вошли, Верховенский тотчас же вынул из кармана давешнее анонимное письмо, взятое у Лембке, и положил пред Ставрогиным. Все трое сели. Ставрогин молча прочел письмо.
– Ну? – спросил он.
– Этот негодяй сделает как по писаному, – пояснил Верховенский. – Так как он в вашем распоряжении, то научите, как поступить. Уверяю вас, что он, может быть, завтра же пойдет к Лембке.
– Ну и пусть идет.
– Как пусть? Особенно если можно обойтись.
– Вы ошибаетесь, он от меня не зависит. Да и мне всё равно; мне он ничем не угрожает, а угрожает лишь вам.
– И вам.
– Не думаю.
– Но вас могут другие не пощадить, неужто не понимаете? Слушайте, Ставрогин, это только игра на словах. Неужто вам денег жалко?
– А надо разве денег?
– Непременно, тысячи две или minimum полторы. Дайте мне завтра или даже сегодня, и завтра к вечеру я спроважу его вам в Петербург, того-то ему и хочется. Если хотите, с Марьей Тимофеевной – это заметьте.
Было в нем что-то совершенно сбившееся, говорил он как-то неосторожно, вырывались слова необдуманные. Ставрогин присматривался к нему с удивлением.
– Мне незачем отсылать Марью
– Может быть, даже и не хотите? – иронически улыбнулся Петр Степанович.
– Может быть, и не хочу.
– Одним словом, будут или не будут деньги? – в злобном нетерпении и как бы властно крикнул он на Ставрогина. Тот оглядел его серьезно.
– Денег не будет.
– Эй, Ставрогин! Вы что-нибудь знаете или что-нибудь уже сделали? Вы – кутите!
Лицо его искривилось, концы губ вздрогнули, и он вдруг рассмеялся каким-то совсем беспредметным, ни к чему не идущим смехом.
– Ведь вы от отца вашего получили же деньги за имение, – спокойно заметил Николай Всеволодович. – Maman выдала вам тысяч шесть или восемь за Степана Трофимовича. Вот и заплатите полторы тысячи из своих. Я не хочу, наконец, платить за чужих, я и так много роздал, мне это обидно… – усмехнулся он сам на свои слова.
– А, вы шутить начинаете…
Ставрогин встал со стула, мигом вскочил и Верховенский и машинально стал спиной к дверям, как бы загораживая выход. Николай Всеволодович уже сделал жест, чтоб оттолкнуть его от двери и выйти, но вдруг остановился.
– Я вам Шатова не уступлю, – сказал он. Петр Степанович вздрогнул; оба глядели друг на друга.
– Я вам давеча сказал, для чего вам Шатова кровь нужна, – засверкал глазами Ставрогин. – Вы этою мазью ваши кучки слепить хотите. Сейчас вы отлично выгнали Шатова: вы слишком знали, что он не сказал бы: «не донесу», а солгать пред вами почел бы низостью. Но я-то, я-то для чего вам теперь понадобился? Вы ко мне пристаете почти что с заграницы. То, чем вы это объясняли мне до сих пор, один только бред. Меж тем вы клоните, чтоб я, отдав полторы тысячи Лебядкину, дал тем случай Федьке его зарезать. Я знаю, у вас мысль, что мне хочется зарезать заодно и жену. Связав меня преступлением, вы, конечно, думаете получить надо мною власть, ведь так? Для чего вам власть? На кой черт я вам понадобился? Раз навсегда рассмотрите ближе: ваш ли я человек, и оставьте меня в покое.
– К вам Федька сам приходил? – одышливо проговорил Верховенский.
– Да, он приходил; его цена тоже полторы тысячи… Да вот он сам подтвердит, вон стоит… – протянул руку Ставрогин.
Петр Степанович быстро обернулся. На пороге, из темноты, выступила новая фигура – Федька, в полушубке, но без шапки, как дома. Он стоял и посмеивался, скаля свои ровные белые зубы. Черные с желтым отливом глаза его осторожно шмыгали по комнате, наблюдая господ. Он чего-то не понимал; его, очевидно, сейчас привел Кириллов, и к нему-то обращался его вопросительный взгляд; стоял он на пороге, но переходить в комнату не хотел.
– Он здесь у вас припасен, вероятно, чтобы слышать наш торг или видеть даже деньги в руках, ведь так? – спросил Ставрогин и, не дожидаясь ответа, пошел вон из дому. Верховенский нагнал его у ворот почти в сумасшествии.
– Стой! Ни шагу! – крикнул он, хватая его за локоть. Ставрогин рванул руку, но не вырвал. Бешенство овладело им: схватив Верховенского за волосы левою рукой, он бросил его изо всей силы об земь и вышел в ворота. Но он не прошел еще тридцати шагов, как тот опять нагнал его.