Бета-самец
Шрифт:
Председатель страдальчески косился на тонкую филенчатую дверь, за которой темнел силуэт Жанны Константиновны: собиралась войти в зал и вот налетела на непечатное.
Новый год Топилин ненавидел, как аллергик тополя. За предновогоднюю всероссийскую какофонию, за невыносимый всплеск банальщины из репертуара массовиков-затейников, за праздничную обязаловку, которой надлежало предаваться где только можно: в семье, с друзьями, в трудовых коллективах. Он давным-давно не отмечал Новый год с матерью. Несколько раз — пригласили, было неудобно отказаться — пришлось
Как ни упрашивал Иван Рудольфович, как ни напирал на незаурядность складывающихся между ними отношений, от празднования Нового года в доме с мезонином Топилин наотрез отказался. Сказал, что этот семейный праздник он всегда встречает с родителями и нарушать фундаментальную традицию не станет даже ввиду исключительных обстоятельств.
— Простите, Иван Рудольфович, никак. Мои взбунтуются. Я и так их забросил с тех пор как… уединился.
Сошлись на компромиссе: Старый Новый год Топилин пообещал отпраздновать вместе.
С формулировкой «раз уж ты от Антона своего сбежал» — Марина Никитична нарушила многолетнюю договоренность и тоже позвала его на праздник оливье и шампанского. От матери отбиться было проще.
— Мам, ну ты чего вдруг? Что за сбой в системе? У нас же уговор: Зиночка отдельно от Сашеньки.
— Это у тебя, Сашенька, насколько я понимаю, сбой. А у нас с Зиночкой все как обычно.
— Нет, мам, не приду. Ты же знаешь, я не люблю этот елочный шабаш.
Марина Никитична никогда не упрашивала. А тут не удержалась.
— Саша, ты прячешься от своего Антона с середины октября…
— Ни от кого я не прячусь.
— Не перебивай, пожалуйста. Ты уехал из города, сменил номер телефона. Ты бросил фирму, на которую столько лет угрохал…
— У меня творческий отпуск… кризис. Да, творческий кризис.
— Как ты думаешь, могу я тут сидеть спокойно, зная, что у тебя серьезные проблемы? Я переживаю, сынок.
— Я заеду, — пообещал Топилин. — Обязательно. Только не на Новый год.
— Антон твой приходил.
— Зачем?
— Глазами рыскал. Пытался понять, бываешь ты у меня или нет. Подарок мне принес. Про Зину забыл, невежа.
— Ух ты! Какой подарок?
— Бокалы, — помолчав, ответила Марина Никитична. — Я вообще стараюсь не подавать вида, что знаю о вашей размолвке.
— Мам, размолвка — это у дяденек с тетеньками.
— Кстати, твой Антон такой набожный стал! — сказала Марина Никитична. — Вошел, икону ищет. Мол, а где тут у вас.
— Всё, мам. Некогда мне с тобой про моего Антона тары-бары разводить.
— Да и я не собиралась.
— Всё, мам. Некогда. Сейчас тут самый воздух, пока ветер не переменился. Пойду подышу. Обнимаю.
Пригласил и Коля, демобилизация которого задерживалась по личному распоряжению полковника Мурашова до тех пор, пока на смену ему среди призывников соседних частей — а военкоматы на этот раз со спецзаказом не справились — не отыщется новобранец, имеющий навыки ухода за лошадьми. В качестве утешения на время новогодних праздников Коле был обещан телевизор. Относительно Колиного приглашения
Название «БоЁк» Топилин расшифровывал по-разному — например, как «Боевые клоуны».
— А «ё» откуда? — уточнял Коля. — Там же «е» должно быть.
И Топилин отвечал, пожимая плечами:
— Без «ё» сегодня никак. Особенно в политике. Без «ё» только черви плодятся.
Потом он придумал «Бойку» новую этимологию — дескать, это начало украино-тюркской фразы «Бо ёк порядку». Наконец, однажды со строгим лицом Топилин сообщил Коле, что на самом деле — раньше он не мог ему этого открыть, раньше он его проверял на вшивость — «БоЁк» составлен из начальных слогов имени и фамилии миллионерши Боккаччо Ёко, которая разработала и пустила гулять по свету концепцию «смешных революций» (Интернета на конюшне не было, проверить Коля не мог).
В боевого клоуна Топилин перевоплощался легко — будто и впрямь долгие годы только тем и занимался, что подтрунивал над припухшей властью: рисовал на стенах карикатуры на тандем, устраивал жестокие розыгрыши городским чинушам (с некоторыми из них в своей реальной любореченской жизни Топилин здоровался за руку).
Реакция Коли на его россказни была по-детски непосредственной. Слушать, как он заходится от смеха, Топилин мог часами.
Коле особенно понравилась история о том, как, по всем законам шпионских фильмов — отключив сигнализацию и видеонаблюдение, по веревочным лестницам, вооруженные краской и трафаретами, «бойки» проникли в гараж любореченской мэрии, и только что купленные «мерсы» украсила ставшая знаменитой с тех пор «задница под шляпой» (господин мер любил фетровые шляпы).
— Жаль, они в таком виде из гаража не выезжали. Но мы всё на камеру сняли. Два миллиона просмотров в Ютьюбе.
Коля хохотал и смотрел на него восхищенно. Было приятно читать восхищение в глазах того, кто в два раза тебя моложе.
За год службы Коля бывал в увольнительных всего четыре раза. Полковничья чета была против. И Яшка не одобрял отлучек. Заметит, что из кирпичной хибары вместо Коли вышел незнакомый боец, — тут же начинает безобразничать: подстилку разбрасывает, лягает ясли.
С появлением Топилина Коля принялся осваивать волнующую практику самоволок: предупредив дневального на КПП, прихватив рацию, приезжал верхом к Топилину в гости. Благо, недалеко, два километра по степному клину. Из Топилинского окна КПП как на ладони, и даже если дневальный предупредить забудет, можно успеть вернуться, заметив выезжающую машину. Зловредному Яшке в каждой такой самоволке перепадал какой-нибудь деликатес: яблоко, морковка, горсть рафинада, — и он стоял во дворе как паинька, скромно пофыркивая и в предвкушении вкусного пожевывая голые ветки яблонь.