Better Said
Шрифт:
Перевожу взгляд с миссис Грей на сына, который хмурится в преддверии новой истерики. Кажется, вид неподвижной мамы его расстроил. Не уверен, насколько он понимает происходящее, но хотя бы чувствует. Маленький комочек сжимается на моих руках. Он невероятно крохотный, поэтому, думаю, поместится…
— Мистер Грей? — в палату заглядывает медсестра, держащая в руках бутылочку с белой смесью. Та девушка, которую я видел в детском отделении. — Ему пришла пора кушать.
— Его зовут Тео, — слегка расплываюсь в улыбке. На мои слова у девушки загораются
— Прекрасное имя, — забирая ребенка, произносит она. Мальчик начинает брыкаться и кричать.
Срать я хотел на твое мнение. Главное, чтобы оно понравилось Ане…
— Кажется, он не хочет покидать Ваших рук, сэр, — хмыкает девушка, пытаясь успокоить мальчика.
Но ведь ему нужно поесть!
— Покормите его, а затем я снова его возьму, — предлагаю я, немного отдаляясь от них. Я чуть не умер, пока держал его, боясь сломать или повредить ему что-то.
— Может, его покормите Вы сами? — медсестра вопросительно подняла брови.
Я? Покормлю его? По-моему, она плохо меня знает. Я ничего не умею делать с детьми. Максимум, на что я способен — подержать младенца пару минут. Но кормить… Нет, это я не решусь.
А еще ведь рано или поздно ему нужно будет сменить подгузник!
Не знаю, какими словами девушке удается меня уговорить, но через минут Тео уже вновь на моих руках. Она подсказывает, как лучше держать его, чтобы не поперхнулся во время еды. Хмурюсь, внимательно слушая наставления медработника.
Она вручила мне бутылочку с теплой смесью.
— Попробуйте, сэр, положите ему в ротик, все остальное он сделает сам.
Сглатываю, неуверенно поднося к нему еду. Он жадно захватывает соску, надетую на бутылочку. Комнату наполняют его тихие почмакивания, это заставляет меня улыбнуться. Его и без того крошечный носик морщится временами, а его темно-синие глаза закрываются.
Парень, кажется, ты серьезно голоден.
Теперь мне придется следить и за твоим питанием.
— Отличная работа, мистер Грей. Я отойду на пару минут. Распоряжусь, чтобы вам принесли детскую кроватку и пеленальный столик.
Не успеваю ничего возразить, как девушка оказывается за дверью палаты. Что же, мы вновь только втроем. Ана, Тео и я.
Мы семья?
Да, черт тебя дери, Грей.
Мы семья!
Сердце заходится в бешенном стуке, и я не в силах успокоить его. Все слишком быстро и через чур внезапно. Вдруг Теодор начинает капризничать, будто специально. Он ворочается и отказывается от бутылочки.
Блядь. Похоже, сын меня хорошо чувствует.
Спокойно, Тед, — мысленно говорю я, стараясь взять контроль над своими эмоциями. — Тебе нужно доесть еще двадцать миллилитров. Ты должен быть сытым.
Вставляю соску в маленький ротик и вновь слышу сладкое чмаканье.
— О, я смотрю, он все доел, — восхищенно произносит медсестра, зайдя в палату.
— Да. Спасибо, — отдаю ей бутылочку и возвращаю взгляд на ребёнка.
— Раньше он осиливал только треть нормы, —
Черт, это плохо! Ана убьет меня, если узнает об этом.
— Надеюсь, теперь он будет есть лучше, — одобрительно смотря на опустошенный сосуд, сказала медсестра. — Сейчас принесут кроватку, он поспит, а вы сможете отдохнуть.
Персонал ставит стеклянную кроватку рядом с Анастейшей, состояние которой по прежнему стабильно. Ни лучше, ни хуже.
Но и это радует.
Рядом с кроваткой ставят столик для смены подгузников. Меня передергивает от мысли, что мне нужно будет это сделать. Я боюсь не какашек, а неумелого обращения с ребёнком.
Не хочу стать причиной его детской травмы.
***
Внимательно слушаю речь своей матери, которая с любовью держит на руках своего первого внука. Ему всего неделя от роду, а он требует к себе особого внимания и отношения, не любит делиться тем, что принадлежит ему.
В точности, как я.
А я еще сомневался, мой ли это ребенок.
— Кристиан, ты меня слышишь? — окликает меня голос матери.
— Да.
— Я говорю, Тедди полностью здоров, мы его выписываем, и ты забираешь его домой, — не знаю, в который раз вторит Грейс, чтобы эта информация наконец-таки обработалась в моем мозге.
— Мам, во-первых, я не брошу здесь Анастейшу. По крайней мере, пока она не придет в себя. Я хочу быть рядом, когда она проснется, — делаю глубокий вздох, потому что ужасно устал, потому что боюсь за свою жену каждую проклятую минуту, потому что по моей коже пробегают мурашки всякий раз, когда я пытаюсь предположить вариант, в котором мы с сыном остаемся вдвоем. — А, во-вторых, я не умею быть родителем. Я много чего пережил за свои не долгие двадцать восемь лет, однако к такому меня жизнь не подготовила, к сожалению. Я не справлюсь с ним дома. Вчера я его впервые держал на руках! Вообще впервые держал грудного ребенка на руках.
— Мне рассказали, как ты хорошо справился с кормлением. Уверена, у тебя не возникнет особых трудностей, милый, — тепло произносит мама негромким голосом, чтобы не потревожить ребенка. — К тому же, ты не будешь один. Дома будет Гейл; гостей тебе не избежать: Миа и Кейт обязательно заглянут к вам домой, потому что сюда ты запретил им приходить. И еще утром звонила Карла, сказала, что приедет в конце недели.
— Мне страшно.
Я вновь чувствую это: беспомощность, беззащитность, неуверенность в себе.
Будто я снова в подростковом возрасте. Это душит.
— Понимаю, но рано или поздно придется учиться, Кристиан. Прости, сейчас я не могу тебе ничем помочь. Я работаю за троих: один педиатр уволился, а другая в отпуске, — аккуратно передавая мне сына, говорит Грейс и улыбается. — Ты все-таки решил назвать его Теодором? В честь дедушки?
— И в честь Рэя. Для нас с Аной эти люди очень важны, — сжимаю своего мальчишку, и он сладко кряхтит, улыбается во сне. — Думаю, она не будет против.