Беверли-Хиллз

Бут Пат

– Боюсь, что вы зря тратите время, – сказал кто-то тихо у Тауэра прямо над ухом.

Уинти, вздрогнув, оглянулся. Первое, что он увидел, это кровавое пятно на зеленом халате хирурга, а потом протянутую ему руку лилейной белизны, припорошенную тальком, с которой медсестра только что стянула резиновую перчатку. Врач хотел за руку поздороваться с Тауэром.

Почему-то вид хирурга, похожего на мясника, поверг Тауэра в оцепенение.

– Вам плохо? – осведомился врач.

– Нет-нет. Извините. Меня пугает все это… Кровь и прочее. Бывая на

скотобойне и на корриде, я обычно теряю сознание, – пробормотал Тауэр, стараясь обратить все в шутку.

– Да? – совсем не удивился хирург. – Тогда вам лучше присесть.

Уинтроп тотчас же воспользовался этим предложением и уселся на неудобный стул возле кровати Грэхема.

– Как он? – нашел в себе силы спросить Тауэр.

– Травма черепа весьма серьезная. Поврежден мозг.

– Он выживет?

– Возможно. Но останется неподвижным и лишится дара речи.

– Я охотно оплачу его пребывание в клинике, – великодушно объявил Уинтроп.

«Интересно знать, во сколько обойдется мне содержание этой уродливой мумии?» – мгновение спустя подумал он, стыдясь своего цинизма.

– Могу ли я занести ваше заявление в его медицинскую карту больного? Вы берете на себя все расходы?

– Да, конечно. – Совесть не позволила бы Уинти дать другой ответ.

– Прекрасно. На этом мы, пожалуй, распрощаемся… на время. Сейчас нам уже бесполезно что-либо делать, а надо только надеяться…

– Кроме господа бога, я надеюсь и на вас, – польстил врачу Уинтроп, но думал он не о боге и не о чудесах медицины, а о том, как бы где-нибудь поскорее тяпнуть рюмку.

Но немедленно удалиться из палаты ему не удалось.

– Привет, Уинти! – Паула неслышно подошла и положила ему на плечо миниатюрную, но крепкую руку.

– Какого дьявола ты здесь делаешь?

– Пришла узнать, как дела у Грэхема.

– Дела плохи. В лучшем случае он превратится в овощ, и во всем виновата ты, Паула.

Наверное, кровь отхлынула от ее лица после этих жестоких слов, но заметить это было невозможно – лицо ее и так было белее мела.

– Здесь нет моей вины, Уинти. Надеюсь, что я заставлю тебя этому поверить.

Уинтроп не мог не восхититься самообладанием своей бывшей подопечной.

– Вряд ли тебе есть на что надеяться, Паула. Ты сама отрубила все концы. Как долго ты водила за нос Роберта?

– А ты поверил тому, что сказал Роберт! Он не захотел слушать меня. Ты тоже не хочешь. – Она уже была близка к отчаянию. Выдержки ей хватило ненадолго.

Уинтроп хотел бы ей поверить. Он сомневался в ее нелепой измене, но сомнения были слишком тяжелы для его головы, страдающей от похмелья. Гораздо легче было избавиться от них, твердо встав на сторону старого друга, а не подобранной с улицы девчонки.

– Ты здорово прокатила нас всех, детка, – и меня, и Роберта, и заодно и Грэхема. Ему-то, бедняге, достались все шишки.

Тауэр никогда не мнил себя проповедником. Читать мораль не было его стихией. Но все-таки он рассчитывал на иную реакцию Паулы, чем ту, что от нее

услышал:

– Пошел ты на… тупая задница!

Паула сняла себе номер «Бель-Эйр» и трое суток никуда из него не выходила. Обстановка в комнате вполне соответствовала ее состоянию – повсюду чашки из-под кофе с засохшим осадком, неубранная постель и взгромоздившиеся друг на друга подносы с нетронутым завтраком.

Она не знала, как теперь ей жить и что делать. Прежний ее великодушный друг Уинти стал ее врагом, а Грэхем не выходил из комы. Некому было выслушать ее оправдания, и она уже подумывала о темных силах, которые все-таки победили ее и закрыли ей путь к счастью.

После расплаты по счету у нее останется лишь мощный «Мустанг» 1996 года выпуска, купленный ею когда-то на щедрый аванс Уинти просто для забавы. Машина унесет ее как волшебный ковер настолько далеко, насколько хватит денег на бензин. Но внезапно в ней зародился возник протест. Бежать – означает признать свое поражение. А она еще не была готова к мысли, что Беверли-Хиллз победил ее и выкинул на свалку.

Паула вскочила и громко объявила в пространство:

– Плевать мне на вас, мистер Роберт Хартфорд и мистер Уинтроп Тауэр!

Она завершила эту тираду реальным плевком в грязный поднос и просеменила на цыпочках по пыльному и засыпанному пеплом ковру в ванную комнату.

Слава богу, голубой кафель был девственно чист, ванну она не осквернила, а зеркала отражали то, что им и следовало отражать. Паула убедила себя, что попала в рай, и полчаса провела в раю. Выйдя оттуда ангелом, завернувшимся в белоснежный махровый халат с эмблемой «Бель-Эйр», она уселась за бюро, взяла лист великолепной бумаги с такой же эмблемой и роскошную ручку.

Как полководец или писатель, замысливший создать эпопею, она составляла на бумаге диспозицию и расклад сил. Иногда, отрываясь от работы, Паула набирала нужные ей номера на телефонном диске.

К девяти часам вечера ее будущее прояснилось.

Она сделала тридцать телефонных звонков и выяснила, что Уинти и Роберт опередили ее.

Но Паула не могла позволить себе предаваться унынию и пессимизму. У нее оставалась лишь одна карта, и она кинула ее на зеленое сукно.

Достав из недр сумочки визитку, она по буквам прочитала замысловатый и претенциозный готический шрифт. Карточка была получена ею еще на прошлой неделе.

«Мисс Антония Кориарчи. Домашний прием. Черный галстук обязателен».

Паула лихо крутанула руль своего «Мустанга», вписываясь в резкий поворот дороги, огибающей «Сансет-отель». Затем серая, как змеиная шкура, асфальтовая лента увлекла ее в глубь каньона, где располагалась истинная сокровищница Беверли-Хиллз. Дома выглядели еще грандиознее ночью, подсвеченные разноцветными фонарями, когда гигантские пальмы и секвойи скромно отступили во тьму. Господом созданные творения решили не препятствовать разгулу людского тщеславия.