Бей в кость

Влодавец Леонид Игоревич

— Вы же только что говорили, будто этим никого не удивишь.

— И еще раз повторю. Но одно дело, если вся эта компра исходит от героя-одиночки, за которым не стоят никакие реальные силы и деньги — тогда все загаснет, даже не разгоревшись. А вот если масс-медиа вместе с компроматом получат некоторую подпитку — в баксах с шестью-семью нулями! — тогда все завертится. По крайней мере, на тот период, за который уплачено.

— Значит, вы хотите как бы «спонсором справедливости» выступить? — ехидно произнес Чугаев.

— Возможно, —

улыбнулся Баринов.

— Что-то не верится…

— Вполне допустимая позиция. Верить надо либо в бога — тогда есть надежда на высшую справедливость в потустороннем мире, либо в то, что бога нет — тогда можно со спокойной совестью делать все, что угодно. А мне и всем прочим смертным лучше не верить, особенно на слово. Насчет спонсорства в деле справедливости — это вы сами придумали, я таких ненаучных словосочетаний не конструирую. Просто мои, если угодно, финансово-экономические интересы на довольно большой срок совпадают с вашими идеалистически-донкихотскими. Уверяю вас, если подкрепить собранную вами информацию моими финансовыми возможностями — она будет использована с максимальной эффективностью.

— Я устал малость, Сергей Сергеевич… — произнес Чугаев. — Вроде бы вы хотели мне дать отдохнуть. Или передумали?

— Ни в коем случае. Отдыхайте, размышляйте, мы вас не торопим. Честь имею кланяться!

Баринов действительно поклонился, вышел из палаты, и массивная дама в голубой униформе — «ЦТМОтя», как именовали этих сиделок-тюремщиц — заперла за ним дверь. В коридоре толпилось несколько человек в халатах — ожидали профессора со своими делами и проблемами. Как правило, Баринов решал их на ходу.

Однако, только профессор вознамерился двинуться дальше по коридору, запищал радиотелефон внутренней связи, прицепленный к подтяжке под пиджаком.

— Сергей Сергеевич! — взволнованный голос секретарши самим своим звучанием настраивал на то, что сообщение будет неприятным. — Вас Комаров ждет со срочным «минус-три»!

— Прошу прощения, — сказал Баринов. — Мне надо срочно вернуться в кабинет, так что подпишу все, что успеете подать до подхода лифта…

Минут через десять профессор появился в приемной, где его ожидал явно изнервничавшийся Комаров.

— Заходи! — резко произнес Баринов, и начальник СБ ЦТМО, тяжко вздохнув, будто ему предстояло восхождение на Голгофу, последовал за шефом в кабинет.

— Присаживайся, — выдерживая спокойный тон, пригласил Сергей Сергеевич.

— Что там у тебя за «минус-три»?

По существовавшей в СБ ЦТМО терминологии гриф «минус-три» присваивался сообщениям весьма негативного характера. Правда, был гриф и похуже — «минус-четыре», например, если в Зданиях ЦТМО произошел сильный взрыв или пожар, ну или если директора похитили прямо из кабинета.

— Час назад наш «Соболь» стремя «птичками», — мрачно сообщил Владимир Николаевич, — был обнаружен в трех километрах от поселка, где расположена Фроськина дача. Пустой и чистый — ни крови, ни битых

стекол, ни отпечатков.

Само собой, и груза, который Ларев отправил с девушкой, — тоже…

— Занятно, занятно… — произнес Баринов, погладив бородищу.

— Есть еще одна информашка к размышлению, — сказал Комаров, — Лариса Григорьевна доложила, что Полина поставила ультиматум: или ей завтра к десяти утра привозят Тарана, или она начинает действовать по своему плану. Это было еще до того, как мы получили доклад с аэровокзала о прибытии Ереминой… Я велел Ларисе передать Нефедовой, что вопрос рассматривается.

— Ну и что? Думаешь, будто Полина решила зубы показать?

— Я обязан и такой вариант предполагать.

— Ладно. Свяжись с Максимовым, пусть Птицын отправит сюда своего хлопца. И Полине сообщите — парень в десять утра будет у нее. Заодно можете добавить, что она в самое ближайшее время должна быть готова к сотрудничеству с нами.

БАЛОВСТВО

Таран, само собой, ни о чем таком не подозревал. Он в это время уже поднимался по лестнице в свою законную двухкомнатную.

***

Отобедав в обществе дяди Миши, тети Тони, бабушки Наташи и Лизки, Юрка заспешил к автобусу. Хотя, вообще-то, времени J было только три часа, и в город Таран попадал за целых два чaca до Надькиного прихода с работы. Однако следующий автобус до города из Васильеве уходил в пять, прибывал в город ровно в шесть, а обратно в Васильеве отправлялся в семь. Поэтому был шанс разминуться с Надькой, если она, допустим, в шесть тридцать отправится на автовокзал, а Юрка в это самое время будет топать с автовокзала домой.

Конечно, для тестя и тещи это прозвучало вполне убедительно, но главную причину своего поспешного отъезда Таран, конечно, называть не стал. Провести еще два часа в обществе госпожи Матюшиной — это уж больно тяжкое испытание. В конце концов, если она еще разок изобразит что-нибудь подобное тому, что происходило на речке, Юрка мог с собой не совладать. Правда, в течение всего обеда Лизка вела себя с отменной скромностью и ни словом, ни взглядом о своих хулиганствах не напоминала. Однако кто мог дать гарантию, что эта кошкина дочь будет так же скромничать, если опять окажется с Юркой тет-а-тет в той же самой бухточке?

Так или иначе, но Таран благополучно добрался до города и отпер дверь квартиры. Хозяйки, как и следовало ожидать, еще не было в наличии. Юрка окатился прохладным душем, что после поездки в автобусе и прогулки по раскаленному городу казалось вовсе не лишним, и собрался было поваляться на диване в большой комнате.

Однако едва он успел усесться на этот самый диван и собрался было скинуть шлепанцы, как зазвонил телефон.

Таран подошел, снял трубку:

— Але!

— Юра, — загудел в ухе голос Птицына, — моя Лизавета к вам сюда не заглядывала случайно?