Без аккомпанемента
Шрифт:
Впоследствии меня долго не оставляла мучительная мысль: как бы все повернулось, если бы в чайном домике у Юноскэ был телефон? Если бы там был телефон, я позвонила бы Ватару, он бы подтвердил, что у него внезапно изменились планы, и я бы в расстроенных чувствах поедала перед сном остывшую подливу. И я бы никогда специально не отправилась к ним в Китаяму. Лучше бы я сидела весь вечер дома, обуреваемая сумасбродными фантазиями, и доверху заполняла окурками пустую банку из-под консервированных персиков.
Хотя, что теперь сожалеть о том, что в комнате у Юноскэ не было телефона. В то время редкие студенты, квартировавшие в одиночку, могли
На улице бушевал тайфун, но я плохо помню, насколько сильно лил дождь и дул ветер. В мозгу свербила лишь одна мысль: наверняка с Ватару приключилось какое-то несчастье, и он попал в больницу. Отправившись в Китаяму, я надеялась что-нибудь узнать. По крайней мере можно было расспросить Юноскэ. Ухватившись за эту мысль, я выбежала на проспект и довольно долго шла пешком под проливным дождем в поисках свободного такси.
Когда мне наконец удалось его поймать и доехать до Китаямы, время на часах подходило к десяти тридцати. Я попросила остановить машину перед зубоврачебной клиникой Андо, расплатилась с водителем и нырнула в дыру, проделанную в живой изгороди.
Дождь и ветер в клочья разрывали беспросветную темень заднего двора усадьбы, куда уличный свет уже не доставал. Ветви деревьев издавали жуткие свистящие звуки. Где-то вдалеке гремел гром, время от времени темное небо озарялось бледными вспышками молний. Водрузив над головой полураскрытый зонтик, я не помня себя побежала по блестящим от воды каменным плитам.
Из окон стоящего поодаль главного здания усадьбы пробивался еле заметный свет. Сквозь переплетение ветвей, гнущихся под порывами ветра, этот свет казался роем блуждающих огоньков. Заросли бамбука оглушающе шелестели. Вспышки молний и раскаты грома раздавались все чаще и чаще. Косые струи дождя начали бить откуда-то сбоку, так что зонтик превратился в совершенно бесполезную обузу. Насквозь промокшая от шеи до пяток я остановилась в двух шагах от чайного домика.
Главный свет в домике был погашен. Тускло светилось лишь маленькое окошко. Посреди этого убаюкивающего мерцания виднелся раскачивающийся из стороны в сторону силуэт. Как будто какое-то насекомое попало в луч бумажного фонаря и теперь крупной тенью отражалось на стене.
В тот момент я ничего не заподозрила. Что такого, если человек, находясь в тесной комнатенке, решил зажечь свечу? Может быть, у них не стало света, потому что тайфуном оборвало электрические провода, думала я. Меня гораздо больше волновало то, что в домике явно кто-то был. И если предположить, что эти кто-то — Юноскэ и Эма, то что я должна делать, когда узнаю, что Ватару с ними нет? Только об этом я и думала.
Мне было неловко врываться к ним и начинать расспрашивать этих двух голубочков, воркующих у пламени свечи, о том, где сейчас Ватару, почему он не пришел ко мне, да не случилось ли с ним чего страшного? Но даже если они не знают, где Ватару, неужели отправят меня обратно домой в такую
И в тот момент неожиданно… то есть как-то совершенно ни с того ни с сего… в моей голове промелькнула страшная догадка. А что если у Ватару есть другая женщина? Более зрелая и более красивая, чем девочка Кёко Нома. И если Ватару заранее предупредил Юноскэ, который только один об этом знает, что сегодня он не пойдет ко мне, потому что встречается с этой женщиной…
Странно, но до того момента мне и в голову не приходило, что у Ватару может быть другая. Если не считать Сэцуко, то я ни единого раза не заподозрила его в посторонних связях с женщинами.
Я с шумом сглотнула слюну. Неужели это возможно, думала я, и эту мысль тут же сменяла другая — в каком же дурацком и жалком положении я оказалась. Будь у меня возможность обдумать все это в более спокойной обстановке, я бы нашла выход, но тут я стояла, ошеломленная, посреди бури, в полной растерянности, совершенно не зная, что делать дальше.
Сложив вырывающийся из рук зонтик, подгоняемая ливнем и ветром я пошла к чайному домику. Земля гудела от оглушительных раскатов грома, которые, казалось, на клочки раздирали небо, но мне не было страшно. Надо увидеть Юноскэ, убеждала я себя, спросить его, где сейчас Ватару, узнать, что произошло сегодняшним вечером. «Я рассталась с этой жалкой гордостью», — вспомнила я слова Эмы. Точно! Она абсолютно права. Отбросив гордость, человек становится способным на все.
Намокшие волосы, растрепавшись на ветру, липли к щекам. Я подошла к маленькому квадратному лазу. Скользящая дверь была наполовину сдвинута в сторону. Внутри комнаты виднелся дрожащий огонек свечи. По небу пробежала молния, и вслед за ней со страшным грохотом землю сотрясли удары грома такой чудовищной силы, что можно было тут же на месте оглохнуть. Я съежилась от страха, но не остановилась. Зайдя под навес крыши, я низко наклонилась и взялась рукой за край двери…
Два бледных тела сплетались, окруженные сияющим ореолом от пламени свечи. Я не то чтобы совсем не поняла, что происходит. Нет, разумеется, я такого никогда не видела, и даже толком не слышала. Не припомню и чтобы я об этом с кем-то говорила. Просто знала, что на свете существует и такая любовь.
Утратив дар речи и способность думать, я, тем не менее, не свалилась без чувств и не закричала. Просто стояла не шелохнувшись.
Огонь на свече покачнулся, и Ватару, которого сзади крепко обнимал Юноскэ, медленно повернул голову в сторону лаза. На его лице, покрытом каплями пота, было такое выражение, словно он испытывал невыразимое блаженство и в то же время страдал от мучений. Глаза его были открыты, но, похоже, меня он не замечал.
Дождь, ветер и раскаты грома не позволяли услышать ни шумного дыхания юношей, ни звуков от соприкосновения их тел. Ватару перевел взгляд в пространство и, отведя ладони назад, ухватил Юноскэ за мускулистые руки. Поза, в которой они совокуплялись, тут же разрушилась, как будто этим движением Ватару подал какой-то условный знак. Не ложась на пол, они медленно повернулись друг к другу и обнялись. Юноскэ сидел ко мне спиной, а Ватару, положив голову ему на плечо, обратился лицом в мою сторону.