Без аккомпанемента
Шрифт:
— Там никого нет? — спросила я, показывая на чайный домик. Задвижка узкого лаза казалась плотно закрытой. Эма кивнула, капризно скривив губы.
— Представляешь, Юноскэ, ни слова не говоря, укатил в Токио. Я прихожу, а меня ждет записка. Хорошенькое дельце! Но сразу уходить почему-то не захотелось, вот я и решила постоять тут просто так, без дела. Хорошо, что ты пришла. У тебя свидание с Ватару?
— Да, мы договаривались. Только куда же он ушел?
— Да не бойся, скоро вернется. В магазин побежал, не иначе. Надо подождать. Зайдешь?
— Нет, — я помотала головой, — лучше
— Ну как знаешь, — сказала Эма и снова принялась чавкать жвачкой. От нее исходил легкий клубничный аромат. — Я побуду с тобой, пока он не придет. Мне все равно делать нечего.
Обмениваясь короткими фразами, мы не спеша пошли по тропинке вокруг домика. Эма, словно ребенок, то прыгала с камня на камень, то нюхала цветы, то задирала голову и глядела в небо. В конце концов ей это надоело, и она остановилась, прислонившись к большому каменному фонарю, за которым начиналась территория главной усадьбы.
— Кёко, у тебя есть сигареты?
Я кивнула, достала из сумки пачку «Эм-Эф» и вместе со спичками протянула Эме. «Сеньк ю», — сказала она, взяла в рот сигарету и привычным движением поднесла спичку.
— Знаешь, как классно курить и одновременно жевать жвачку, — невнятно пробормотала Эма, со смаком выпуская изо рта дым. — Может, мне это только кажется, но такое ощущение, что никотина становится меньше, и это вроде как лучше для организма.
— Не поздновато думать об организме, когда ты уже пыхтишь, как паровоз? — рассмеялась я. — У тебя, поди, легкие так прокоптились, что их надо вынуть наружу и отмыть с порошком.
— Да я понимаю, — сказала Эма. — Но как будущая мать, я должна хоть немного думать о таких вещах.
Я посмотрела на нее. По-прежнему прислоняясь спиной к каменному фонарю, она ответила мне короткой усмешкой. Сухой осенний ветерок осторожно разгонял синие облачка табачного дыма.
— Я беременна, — сказала Эма и посмотрела на меня. — На днях подумала, что-то у меня это дело долго не идет, схожу-ка я к доктору… А оказалось, что уже третий месяц на исходе.
Эма, не отрываясь, глядела на меня своими огромными глазищами, влажными, сияющими, счастливыми. Я не могла вымолвить ни слова. Может быть, я впервые поняла, что означает выражение «проглотить язык».
Склонив голову на бок, Эма хитровато улыбнулась:
— Не надо так пугаться, Кёко! Лучше скажи: «Поздравляю!» Разве это не здорово, что я рожу ребенка от Юноскэ.
— Родишь? Это… ты… серьезно? — хрипло выдавила из себя я.
— Конечно! — уверенно кивнула Эма и снова затянулась. — Обязательно рожу.
— А… что Юноскэ-сан?
— Велел сделать аборт. Он детей терпеть не может. Только я сразу сказала, что не буду. Но не потому, знаешь, что я считаю это нарушением принципов морали. Священное право на жизнь и прочий бред — я такими вещами не заморачиваюсь. Более того, я уверена, что нежеланных детей рожать не надо. И если б я залетела от какого-то другого мужика, то первая побежала бы в больницу. Но этот ребенок — совсем другое дело. Я так хотела родить от Юноскэ! До ужаса хотела. Думала, что надо потерпеть, пока не закончу школу, но теперь-то уже можно. Рожать буду на следующий год, в мае. Придется растить малыша и учиться одновременно.
Вроде
Я не знала, что мне делать. Прямо здесь, сейчас рассказать Эме всю правду? Рассказать, что на самом деле Юноскэ любит Ватару, а Эма для него не более чем игрушка, которую он завел, чтобы время от времени доказывать себе, что он все еще мужчина? Рассказать, что Юноскэ — гомосексуалист?
— Ну, перестань, Кёко, — с веселым видом Эма подтолкнула меня под локоть. — Незачем так беспокоиться. Все в порядке. Мы с Юноскэ начнем жить вместе. Ничего страшного не случится.
Я почувствовала, как слабеют мои ноги, и в поисках опоры схватилась рукой за поросший мхом каменный фонарь. Его поверхность была холодной и скользкой.
— Что значит… жить вместе? Вы собираетесь пожениться?
— Да, вроде того.
— Он что, сказал тебе «давай поженимся»?
— Ну, так он, конечно, не говорил, — Эма обиженно надула щеки. Похоже, она ждала, что я начну повторять какие-то избитые фразы про замужество. — Он вообще слышать это слово не может. Ему не нравится, когда пустую формальность начинают изображать в романтических красках. И я с ним абсолютно согласна. Ты ведь тоже так думаешь, правда, Кёко?
— Ну да, в общем… — торопливо закивала я.
Эма легко тряхнула волосами, подстриженными «под Сесиль».
— Поэтому я и говорю, что мы с ним теперь будем вместе. У нас ведь родится ребенок. Мы просто не сможем жить порознь. Я не хочу одна его растить. Ребенка нужно растить вдвоем. И потом, я какое-то время не смогу работать. Мне понадобится его помощь. Юноскэ пока ничего не говорит о том, каким он видит наше будущее, но я знаю, что он постоянно думает над этим. Он вообще очень ответственный человек.
Сухой порыв ветра раскачал едва начавший одеваться в багрянец долговязый клен. Опавший лист медленно провальсировал над нашими головами и улетел на другую сторону чайного домика.
И тут внутри меня поднял голову злой бес. Зловеще ухмыляясь, он стал нашептывать как мне следует поступать дальше. Незаметно для Эмы я повернулась к фонарю спиной и закрыла глаза.
«Молчи! — говорил бес. — Эма говорит, что родит ребенка во что бы то ни стало, поэтому лучше промолчать, пусть рожает. Да, Юноскэ гомосексуалист, но это не значит, что он не может любить женщин. Хочет он этого или нет, но беременность Эмы заставит его наконец определиться со своим будущим. А может быть, чем черт не шутит, он рассчитывает под это дело разорвать отношения с Ватару? Ну ладно, даже если нет, все равно из-за этого ребенка между Ватару и Юноскэ возникнет глубокая трещина. Это уж как пить дать. Надо использовать Эму. Использовать ее будущего ребенка, чтобы отнять Ватару у Юноскэ. Пора разрушить созданный ими мирок. Эма ничего не знает, вот и незачем навязываться к ней с этой дурацкой правдой. Это твой шанс! Шанс, который тебе дарит Эма».