Без аккомпанемента
Шрифт:
В такой обстановке мне начало казаться, что все увиденное мною в тот ненастный вечер было не более чем дурным сном. Настолько обычными казались мне все присутствующие в нашей компании. Просто влюбленная пара, у которой по недосмотру получился ребеночек, и поэтому они твердо решили пожениться, хотя, в общем-то, еще рановато. А с ними девочка, которая на следующий год будет поступать в университет, и ее парень.
Мы просидели так почти час, а потом Юноскэ что-то шепнул Эме на ухо. Ее лицо
— Вы извините, — сказал Юноскэ мне и Ватару, — но нам надо идти.
Ватару взглянул на Юноскэ, но тот даже не посмотрел на него. Его глаза были устремлены на меня.
— Просто нужно еще зайти в одно место.
— Пожалуйста, делайте что хотите. Не обращайте на нас внимания, — уверенно ответила я. Мне хотелось добавить: «И, вообще, забудьте о нас, навсегда». Я пыталась вложить в свой ответ глубокий сарказм, но Юноскэ, похоже, ничего не заметил.
— Ну, пока, — глядя то на меня, то на Ватару, Эма встала с места. — Скоро увидимся. Обязательно опять все вместе.
— Береги себя, — сказала я. — Нигде не падай.
— Не беспокойся, у меня всегда под боком большое дерево, — со смехом сказала Эма, хватая Юноскэ за руку. Мы с Ватару одарили ее фальшивыми улыбками.
Эма и Юноскэ быстро надели пальто и друг за другом вышли из «Мубансо». Звучало «Адажио» Альбинони. Перед огромной колонкой, обращенной к рядам стульев, сидело несколько старшеклассников. Воздух в кафе казался фиолетовым от табачного дыма. Подол плиссированной юбки в шотландскую клетку мелькнул и исчез за дверью. Не отрываясь, я долго смотрела на эту дверь.
Ватару отчего-то нервничал. Намного сильнее, чем в то время, пока с нами был Юноскэ. Правда, вспомнила я об этом только потом. А тогда особенно не обращала внимания на его состояние.
— Не ожидала, что мы окажемся здесь все четверо, — сказала я, стараясь придать своему голосу как можно больше беспечности. — Мне было как-то не по себе.
Ватару кивнул и взял в рот сигарету. Его огромные, черные, словно намокшие, зрачки цепко уставились прямо на меня.
— Странно, — сказал он.
— Что странно?
Казалось, что приторная мелодия «Адажио» воздвигла между нами невидимую стену. Несколько секунд Ватару пристально смотрел на меня, а потом медленно прикурил от горящей спички. Пока он выпускал дым, я рассматривала его губы.
— Мне уже давно кажется странным, что ты ничего не рассказала Эме.
— О чем не рассказала? — нарочито непонимающим тоном спросила я.
Ватару скривил губы и беззвучно вздохнул, словно пытался отогнать от себя какую-то неясную мучительную боль.
— Я был уверен, что ты обо всем ей расскажешь. И не только я. Юноскэ тоже так думал. Раз уж так все получилось, то ты обязательно…
— Я не смогла, — перебила его я. — И теперь уже не расскажу. Никому.
Ватару кивнул с еле заметной усмешкой.
— Чудная ты девочка.
— Чем же я чудная? — я изо всех сил попыталась изобразить улыбку. — Самая обычная.
На лице Ватару появилась мрачная усмешка. Он в упор посмотрел на меня. Какое-то время мы, не отрываясь, разглядывали друг друга.
Я уже привыкла к этому гнетущему молчанию, которое возникало всегда, когда мы с Ватару оказывались вместе. Но в тот раз молчание почему-то показалось мне зловещим. Я вдруг подумала, а что если Ватару давно разгадал мои козни против Юноскэ… что если он понял, что я не выдаю Эме их секрет только для того, чтобы, используя Эмину беременность, разлучить Юноскэ с Ватару.
— Ты хочешь, чтобы я рассказала Эме? — с вызывающей ухмылкой спросила я, пытаясь избавиться от беспокойства. — Если хочешь, чтобы она все узнала, расскажи ей сам. Я не буду.
— Да нет, я не об этом, — произнес Ватару, почти не двигая губами. — Пойми меня правильно. Я вовсе не хочу, чтобы Эма все узнала.
— Неужели ты не понимаешь, почему я ей ничего не рассказала?
— Понимаю, — ответил Ватару. Похоже, он сказал это безо всякой задней мысли.
— Бывают ситуации, когда лучше ничего не знать, — сказала я с сочувствующим лицом, кивая в такт своим словам. — К тому же сейчас ничего не должно омрачать ее счастье.
— Я тоже так думаю, — сказал Ватару, отводя взгляд.
После этого мы еще немного молча покурили и, затушив сигареты в пепельнице, вышли из кафе. Снег уже не падал.
Взявшись под руки, мы пошли к проспекту. Вопреки обыкновению, Ватару не стал сажать меня на автобус, а вместо этого повел в парк Котодай. Мы обошли безлюдную площадь вокруг замерзшего фонтана и оттуда направились в сторону четвертого северного квартала. Я уже и забыла, когда Ватару последний раз провожал меня пешком до теткиного дома. По пути он несколько раз спросил, не замерзла ли я, а когда увидел, что щеки у меня стали совсем холодными, снял с себя белый шерстяной шарф и укутал в него мое лицо.
Не доходя до главной улицы четвертого северного квартала, мы свернули на узенькую дорожку, ведущую направо, и оказались среди погруженных в тишину жилых домов. Не в силах больше терпеть, я остановилась. Ну как могла я сохранять здравый рассудок, шагая по присыпанной снегом дорожке, через лютый мороз, в обнимку с самым важным для меня человеком на земле?
— Забудь про Юноскэ, — сказала я, не отводя от него глаз. — Он уже не твой, он Эмин. Эма носит его ребенка. Сколько бы ты ни думал о нем, ничего уже не изменишь. Так ведь?