Без царя в голове
Шрифт:
Я стала прикидывать, что сказать рецидивисту, чтобы хоть ненадолго остаться в одиночестве и попытаться выбраться отсюда. Сознаться, где пленка, я, конечно же, не могла — иначе сама себе вынесла бы смертный приговор. Не сказать тоже не могла, так как это не только не давало возможности избавиться от Тимошина, а, наоборот, означало, что он предпочтет мое общество и мои мучения продолжатся.
Ситуация казалась совершенно безвыходной, и я застонала не столько от боли, сколько от сознания того, что мое единственное оружие — мой
Послышались шаги, и я, собравшись с последними силами, стала перебирать все возможные варианты. Решение пришло совершенно неожиданно, и я надеялась, что оно станет поворотным, передаст козыри в мои руки.
Когда Тимошин вошел в каморку и встал напротив меня, я уже знала, что следует делать дальше, и, как могла, готовилась к этому: нужно было как можно правильнее построить разговор с самого начала, иначе все может провалиться.
— Итак, — прервал молчание Тимошин, — до чего докумекала?
Я облизала высохшие губы и тихо произнесла:
— Я не могу говорить в таком положении.
В следующую минуту я уже сидела.
— Теперь валяй, говори, — не дав мне хоть чуть-чуть оклематься, напирал Тимошин.
— Пленка у моего друга, — не поднимая на него глаз, ответила я. — У лучшего друга.
Повисла пауза. Тимошин явно думал, что предпринять дальше и вообще следует ли мне верить. Наконец он остановился на чем-то и хрипло произнес:
— Никак опять решила превратить меня в осла? Думаешь, я поверю в эти сказки, а?
Он ухватил меня за грудки и сильно тряхнул, отчего мою несчастную голову пронизала резкая боль.
— Ты лапшу мне на уши не вешай! Говори, куда спрятала.
Еле сдерживая себя, чтобы не плюнуть ему в рожу, я, скрипя зубами, ответила:
— Ты же сам видел, дома ее нет, в сумочке тоже. Я что, по-твоему, в лесу ее закопала? У друга она, он с нее еще фотки сделать должен был.
— Это у того, которого убили, что ли, у фотографа твоего? — спросил он.
Я в очередной раз убедилась, что убийство Федора дело рук не Тимошина, и добавила:
— Нет, у другого.
Мой мучитель отдернул свою лапу, встал и начал расхаживать по каморке туда — сюда. Я застыла, боясь даже издать стон, чтобы не помешать тому, чего с таким трудом удалось добиться: мужик думал, каким образом забрать пленку у появившегося в нашей истории нового действующего лица. Я же надеялась только на то, что у него хватит ума догадаться оставить меня пока в живых, чтобы иметь возможность затем вернуться и выпытать правду, если я все же соврала.
— Ладно, — прекратив хождение, обратился он ко мне, — кто этот друг и где живет?
— Может, у жены, а может, у товарищей. Все зависит от того, насколько хорошо он сейчас ладит с супругой, — стараясь говорить как можно правдоподобнее, выдала я.
— Ты мне мозги не парь, — начал нервничать Тимошин, — говори, как его найти можно?
— По
— Диктуй, — тут же ответил мой палач.
Я испугалась, что Тимошин сейчас исчезнет и начнет шантажировать того, чье имя я назову, тем, что грохнет меня, если ему не доставят пленку. Это совсем не входило в мои планы, и я, изобразив на лице испуг, искренне спросила:
— Что вы хотите с ним сделать?
— Да ничего, передаст мне пленку там, где укажу, и будет свободен.
— Он не отдаст, — сразу же среагировала я. — Тем более если вы скажете, что я у вас и мне что-то грозит.
— Это почему еще? — удивился Тимошин. — Так тебя ненавидит, что ли?
— Он работает в милиции, — тихо сказала я, чувствуя, что сейчас вынуждена буду испытать на себе всю силу гнева жестокого преступника.
И гнев не заставил себя долго ждать: Тимошин рывком поднял меня на ноги и со всего маху врезал мне в челюсть, а затем еще и пнул в живот.
— Стерва, сволочь! — орал он. — Не могла кому другому отдать? Менту пленку доверила, дура. Ну и что теперь прикажешь с тобой делать: убить и не мучиться?
— Я могу все уладить, если… если вы пообещаете меня отпустить, — из последних сил произнесла я.
Тимошин моментально успокоился и, склонившись надо мной, спросил:
— И как же?
Я попыталась открыть рот, но низ подбородка окаменел, губы пересохли, и вместо слов у меня вырвался тихий стон.
Тимошин выругался и тут же вышел. Вернулся он через пять минут и принес кружку воды. Часть ее он плеснул мне в лицо, а вторую — залил в рот. Я потихоньку начала приходить в себя. Отставив пустую кружку в сторону, Тимошин уставился на меня и спросил:
— А теперь говори, как ее получить. Может, и отпущу.
Я внимательно посмотрела на его покрытое от злости потом лицо и заговорила:
— Я могу позвонить другу сама и попросить отдать пленку тому человеку, который за ней придет и привезет от меня записку. Он отдаст, точно. Вы просто возьмете пленку, и все, вас он не знает.
— Если мент, то, может, и знает, — не доверяя мне, вставил рецидивист. — Хочешь меня таким образом сдать, да? Лады, я тебе дам телефон, но только за пленкой сам не поеду, поедет мой друг.
На пару минут Тимошин задумался, потом вышел в коридор и позвал того лысого мужичка, что открывал нам дверь. Несколько минут они о чем-то бурно совещались за дверью.
Из долетавших до меня обрывков фраз я смогла понять, что приятели решали, кто поедет к менту. Причем работник морга явно упорствовал, отказываясь впутываться. Мол, помог, чем мог, а дальше не его заботы. Тимошин упирал на то, что боится оставить меня одну. Мол, баба умная, кто знает, на что способна.
Не знаю уж, до чего они в конце концов договорились, но Тимошин вернулся явно расстроенный и сказал: