Без дна
Шрифт:
Ожили в памяти все известные Дюрталю подробности старинных богослужений: благовест к заутрене, трезвон, рассыпавшийся, подобно зернам четок, по тесным извилистым улицам с остроконечными башенками, каменными щипцами крыш с круглыми сторожевыми вышками, зубчатыми стенами с бойницами, трезвон, отмечающий часы служб — первый, третий, шестой и девятый, — вечерню и повечерие. Радости горожан вторил звонкий смех маленьких колокольчиков, а их горю — скорбные рыдания тяжелых колоколов.
В ту пору звонари были истинными мастерами своего дела, которые отзывались на душевное состояние горожан, распространяя в воздухе звуки веселья или печати. И колокол, которому они служили, как покорные сыновья или преданные слуги, сделался, подобно самой Церкви, доступным и
Теперь язык колоколов утерян, их звуки невнятны, пусты и лишены сокровенного смысла. Каре не заблуждался на этот счет. Живя вне человеческого общества, в воздушном склепе, он верил в свое искусство, и, следовательно, теперь его жизнь лишалась всякого смысла. Он влачил жалкое существование никому не нужного изгоя, никчемность и допотопность которого в глазах праздной публики, беззаботно развлекавшейся на шумных концертах, была попросту смешна. Он казался каким-то ретроградом, чудом сохранившимся реликтом, схожим с обломком, выброшенным на берег рекою времен, обломком, до которого нет дела жалким теперешним носителям сутаны, тем, что зазывают роскошно одетую публику в свои церкви, смахивающие на гостиные, каватинами и вальсами, исполняемыми на больших органах — последняя степень кощунства! — теми, кто сочиняет светскую музыку, штампует балеты и пошлые комические оперетки.
«Бедный Каре, — подумал Дюрталь, задувая свечу. — Еще один отверженный ненавистник современности, такой же, как мы с Дез Эрми. Впрочем, под его опекой колокола, а среди них у звонаря наверняка есть свои любимцы, ради которых он и живет». В общем, очень жалеть Каре не нужно, у него, как и у них с Дез Эрми, есть свое призвание, которое должно скрашивать ему жизнь.
ГЛАВА IV
— Ну как твоя работа, Дюрталь?
— Окончил первую часть жизнеописания Жиля де Рэ, бегло перечислил его подвиги и добродетели…
— …которые представляют мало интереса, — закончил его мысль Дез Эрми.
— Разумеется, ведь имя де Рэ уже четыре века сохраняется в памяти потомков лишь благодаря чудовищным порокам, с которыми оно связано. Теперь я перехожу к его преступлениям. Очень трудно, знаешь ли, объяснить, как такой отважный полководец и ревностный католик превратился вдруг в жестокого и коварного богохульника и садиста.
— Да, я что-то не припомню другого случая, чтобы человек столь резко переменился.
— Поэтому биографов и ставит в тупик эта удивительная духовная драма, эта внезапная метаморфоза души, случившаяся как по мановению волшебной палочки, трудно поверить, что все это произошло в действительности, а не на театральных подмостках. Конечно, порок просачивался исподволь, просто до нас не дошло никаких свидетельств, ибо Жиль де Рэ погрязал в грехе тайно, так что ни один из хронистов того времени не заметил злокачественного процесса. Если мы вкратце переберем в памяти все дошедшие до нас детали, то получим следующее: Жиль де Рэ, о детстве которого нам ничего не известно, родился около 1404 года в замке Машкуль на границе Бретани и Анжу. Отец его умер в конце октября 1415 года, и мать, бросив Жиля и его брата Рене де Рэ, почти тут же вышла замуж за сира д’Эстувиля. Жиль переходит на попечение деда, Жана де Краона, сеньора Шантос и ля Суз, «человека старого, дряхлого, ветхого днями», как писали в те времена. Этот мягкосердечный рассеянный старец не присматривает за Жилем, не наставляет его и вскоре отделывается от юноши, женив его 30 ноября 1420 года на Катрин де Туар.
Через пять лет отмечается присутствие
Призывы Карла, который требует займов, снова и снова вымогает деньги и увеличивает подати, ни к чему не приводят. Разграбленные селения, заброшенные поля с рыщущими по ним волчьими стаями — вот тогдашняя Франция, обездоленный народ которой не в силах помочь королю, чье право на престол к тому же подвергается сомнению. Окончательно пав духом, Карл выпрашивает деньги у всех без разбора. В Шиноне в небольшом кругу его приближенных плетутся интриги, которые временами разрешаются убийствами. Устав от травли, в малонадежном пристанище за Луарой он со своими сторонниками в ожидании приближающейся катастрофы ищет утешение в буйных оргиях. Королевство держится чудом, двор живет сегодняшним днем, уповая лишь на разбойничьи набеги и ссуды, которые до поры до времени обеспечивают обильную снедь и изрядную выпивку. Все постепенно забывают о необходимости постоянной боевой готовности и, стараясь не думать о будущем, хлещут вино да тискают девок. Впрочем, что можно было ожидать от вялого, безвольного монарха — отпрыска матери-потаскухи и слабоумного отца?
— Портрет Карла VII кисти Фуке в Лувре {17} свидетельствует об этом короле красноречивее всех твоих слов. Я часто останавливался перед этой срамной рожей с поросячьими чертами, глазами деревенского лихоимца, землистым цветом кожи и бесформенным ртом, уголки которого опущены с таким плаксиво-лицемерным выражением, что мне при виде его всякий раз приходит на ум захудалый деревенский кюре с перепою. Таким же вот худым и высохшим, настырным и пронырливым, но менее похотливым и более осмотрительным в своей жестокости будет его сын и наследник Людовик XI. Именно Карл VII распорядился убить Иоанна Бесстрашного {18} и бросил на произвол судьбы Жанну д’Арк — эти его поступки говорят сами за себя.
— Так вот, Жиль де Рэ, который на свои деньги создал армию, был принят при дворе с распростертыми объятиями. Конечно же, он оплачивал турниры и пиры, без конца одалживал деньги придворным, ссужал немалыми суммами самого короля. Однако, несмотря на свои успехи, он, похоже, не пошел по стопам Карла VII, который, заботясь лишь о своей собственной персоне, погряз в разврате. Мы вскоре обнаруживаем Жиля де Рэ в Анжу и Мэне, которые он обороняет от англичан. Как утверждают хроники, он был «хорошим, смелым полководцем», но ему пришлось бежать, разбитому численно превосходящим противником. Соединившись, английские армии волнами обрушились на Францию, проникая все дальше и дальше. Король подумывал уже отступить на юг, оставив страну врагу. В этот момент и появилась Жанна д’Арк. Жиль возвращается к Карлу, который поручает ему охранять и защищать Орлеанскую Деву. Жиль следует за ней повсюду, помогает ей в битвах вплоть до самых стен Парижа, присутствует вместе с ней на коронации в Реймсе, где, как свидетельствует Монтреле, король за отвагу присваивает ему — двадцатипятилетнему юноше — звание маршала Франции.