Без души
Шрифт:
Я улыбнулся краешком губ. Та же речь, только из уст его драгоценной невесты Ларин, звучала куда как убаюкивающе. Я помню и ответы, и объяснения, которые они приготовили для меня, но всё равно спрошу ещё раз:
— Почему же вы не открыли переход в другой более удобной точке? Неужели ваши маги не способны сами создавать порталы? И приходится рисковать людьми — не последними, чтобы князь подтвердил, что вы привели нужного человека.
— Князь — Видящий! — Ларин Лирье встряхнула тёмными волосами. — Он скажет, что нужно делать!
— К сожалению, наши маги не могут создавать удобные для перемещения точки, милорд, — Далик толкнул девушку, напоминая, с кем она разговаривает.
— Простите, спаситель.
— Ничего страшного, леди. Девеан, думаю, ты успеешь почувствовать опасность? — дождавшись кивка
Оказалось, что это так просто — говорить с предателями и не обращать внимания на рыжую девочку. Теперь не нужно было прилагать особых усилий для поддержания барьера. Я смотрел в их глаза и не видел ничего, кроме надежды и интереса. Их отталкивало моё поведение и холод, они боялись Бездны, которая обитала в моих глазах, но… ни ненависти, ни зависти, ни лжи я не видел. Что же заставило сделать их тот шаг? — ведь сначала они действительно желали стать мне друзьями.
Не понимаю…
Когда-то:
У Мастера были удивительные руки. Наверное, именно поэтому ему удавалось сплетать столь сложные импульсы, которые наделяли Эрика страшной силой. Каждое прикосновение — боль. Его палачам никогда не сравниться в умении пытать со своим господином. Он знает это, и приходит редко, чтобы я не успевал привыкнуть.
Чего он добивается? Сначала я думал, моего перехода на сторону безумной госпожи. Потом, что каких-то сведений о старшем княжестве. Нет, ошибся. Эрику просто нравилось причинять боль.
Унижать.
Силой брать то, что не должно было ему принадлежать.
А ещё заводить странные разговоры.
— Доброго дня, Сергей, как самочувствие? — мой ровесник. В отличие от остальных людей, мастер единственный не скрывает свой истинный возраст — ему действительно семнадцать человеческих лет. В синих глазах искреннее сочувствие. А ещё только он называет меня настоящим, данным при рождении именем.
— Здравствуй, Эрик. Думаю, видно, — кричал я только первые дни. Затем отказывался говорить с убийцей и монстром — мастером. Но пытки быстро убедили меня в том, что ничего страшного не случиться, если я заговорю с преемником безумной госпожи. Трусости или предательства в этом нет. И небо на землю не упадет, и реки не побегут вспять. Всего лишь нужно выиграть время, а там подоспеют друзья. Спасут, излечат и тело, и душу.
С ними я смогу забыть этот кошмар.
Все, что происходило в этой комнате.
— Видно… я принёс мазь. Масиб, как всегда, был крайне неаккуратен, — да, этот двухметровый громила знает толк в боли.
Эрик прошёл сквозь решётку — он не любит дверей. И камера у меня странная. Скорее комната: с низким столиком, узкой, но мягкой кроватью, и даже небольшим отгороженным закутком с вполне приличными удобствами. Только вместо двери решётка. Разве так должны держать в плену врагов? Хотя какой из меня враг… спаситель недоделанный. С какой стороны за меч надо браться думаю пять минут. Впрочем, сомневаюсь, что смогу понять этого нечеловека. Не так я представлял себе ужас целого мира.
Эрик сел рядом со мной на кровать. Исполосованной плетью спины коснулась узкая ладонь. Мазь приятно пахла мятой и холодила воспалённую кожу. Он начал с лопаток, осторожными массирующими прикосновениями спускаясь ниже. Но я уже не боялся. Только не после проведенных здесь недель.
— Я отпустил Мирту, к тому же, она почему-то очень не любит тебя. Говорит, чтобы я был с тобой осторожнее. Боится…
— Что я смогу тебя убить? Смешно…
— Действительно, смешно, — мастер смеётся.
Смех у него замечательный. Сдержанный, искренний, звонкий. Я так не умею. Да и из моих знакомых никто так не умеет. Далик смеется хрипло, грубо, очень коротко. Ларин чересчур громко, продолжает даже тогда, когда уже никому не смешно. У Ирэн тоненький надрывный смех и очень испуганный. Шарисс, кажется, вообще никогда в своей жизни не смеялся… — только умер со странной улыбкой на губах.
— Скажи, Сергей, что ты хочешь? Почему ты стал спасителем?
Несколько секунд я просто наслаждаюсь тем, что боль медленно отступает вглубь
Что все закончится хорошо.
А потом достал кинжал и пронзил мою ладонь насквозь…
— Знаешь, Эрик, я просто хотел сделать этот мир лучше, чтобы…
— Зачем? — вопрос мастера заставил меня замолчать, оставив маленькое "чтобы" повиснуть в воздухе.
— Как "зачем"? Ты ломаешь этот мир, приносишь в него боль и слёзы, страх. Это должно закончиться.
— Почему ты думаешь, что новое будет лучше? Знаешь, что случится, если это произойдёт? Если ты убьёшь меня? Почему ты думаешь, что другие окажутся гуманнее, попади к ним в руки власть? Даже ты не сможешь удержаться от соблазнов, а чем остальные лучше. У тебя есть другие доводы?
— Причем тут доводы? Ты — тёмный мастер. Не знаю, зачем тебе нужна власть над миром, зачем тебе вообще весь этот фарс: покушения, игры, но ты — зло. Без тебя мир вздохнёт спокойно. Конечно, люди продолжат умирать, ссориться и болеть, но перестанут бояться, что мастер отнимет у них самое дорогое. Только вот одного не понимаю — почему тебя до сих пор не развоплотили боги. Почему они позволяют тебе это?
— Пока я не стремлюсь за границы этой реальности — никому из них не мешаю. Меня не тронут. Они не вмешаются, даже если я решу уничтожить здесь всё. У них свои игры и заботы. Неужели ты до сих пор думаешь, что они справедливы и милосердны? О, нет! Впрочем, не буду рассказывать — это должен понять каждый сам и по — своему. К тому же всех этих борцов за мир развелось слишком много. Ничего страшного не случиться, если кто-нибудь проредит их ряды. Эта война только наше дело. Остальным нет никакой выгоды, чтобы вмешиваться в её ход. Иногда общий враг необходим, как воздух, чтобы светлые и добрые почитатели тихой девчонки не перегрызли друг другу глотки. Вы любите играть в дружбу, выбирать героя, который должен повести всех в бой. Только это весьма шаткая опора — сегодня ты любим и почитаем, а завтра — предадут, и лучший друг первым бросит в тебя камень. Вы любите такую бесполезную вещь — благородство: "Я пойду и приму смерть первым!", "О, нет, что вы, это я первым умру", "Уступите эту честь мне!" — спародировал Эрик диалог издевательским тоном. После чего продолжил:
— А мы смеемся, делая ставки, на какой взаимной уступке начнётся драка. Вы специально придумали все эти титулы, вроде "спасителя". Если просто выбрать из общего стада самого умного, смелого и сильного, так сразу найдётся тот, кто возмутится: "Почему он умнее и лучше меня? Я тоже хочу быть героем!" И вместо того, чтобы истребить зло, вы начнёте воевать между собой. Нам — представителям якобы тёмной стороны — только и останется прибрать трупы да сесть на трон. Но вот если ткнуть в кого-нибудь пальцем и сказать, что он выбран слепой паучихой, то все будут молчать. Завидовать, но тихо, следуя за неудачником, который оказался не в то время, не в том месте. Не то, что мы, как ты сказал — зло. Посмотри, Сергей, как у нас всё просто и красиво. Разве меня кто-то избрал? Или я подошёл под пророчество? Считаешь, безумная госпожа отметила меня одного? Были и другие претенденты. И я сам завоевал право… сила, хитрость, иногда подлость. Думаешь, все мои слуги считают, что я достоин быть тёмным мастером? Половина ненавидит меня и мечтает прирезать, чтобы занять это место. Но как все притворяются! Строгая иерархия, пусть жестокая, намного лучше лицемерия и лизоблюдства, которые развели у себя люди и старшие, прикрыв это мифической честью и прогнившим благородством. Подобный мне мастер необходим здесь, как воздух. Даже сейчас, живя в постоянном страхе, твои беленькие друзья грызутся за право занять более мягкое и удобное место. И они, там наверху, прекрасно осознают, что без света не будет тени, без жестокости и насилия — слова "милосердие", "доброта" потеряют свой вкус. Да — как можно сильнее ослабить противника, да — нанести серьёзный удар, но ни в коем случае не добивать. Даже в самой тёмной комнате должен быть хоть слабый лучик света…