Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Милов Андрей

Кафешка при входе не внушала тёплых и уютных ощущений. Не то чтобы это заведение нельзя было назвать приличным местом: чисто, скромно, достойно – это так, но и только-то. Пожалуй, даже в обеденный перерыв с голодухи не завернула бы в открытую дверь, ну разве что за компанию. При виде столиков, застеленных клеёнкой в красно-белую клеточку, едва удержалась от снисходительной усмешки. Тем не менее, её разбирало любопытство.

Никита усадил её за столик, и сам разместился рядом вполоборота так, чтобы заглядывать ей в глаза и при этом легко дотянуться рукой. То локтя коснётся, то коленки, положит руку на плечо и

чуть сожмёт, тронет за талию, пригладит бровь, проведёт подушечками пальцев у виска, по щеке, возьмёт в руки её руку и пальчики переберёт – и вообще, его вездесущие руки были просто чудо. Им, шёлковым и быстрым, не было покоя. Натали была вся затрогана – словно зацелована.

Никита сделал заказ, болтал о чём-то, но она витала далеко-далеко, как те тучки на небе, что, набежав, скрыли солнце, точно спрятав в полупрозрачном подоле, и неяркое светило скользило где-то там, в туманном розовом мареве, склоняясь к самому закату.

За окном хмурилось, поддувал ветерок, но дождя, похоже, и в самом деле ждать не стоило. Фронт пройдёт, и с утра опять выглянет солнце, чуть-чуть сонное, заспанное, а к полудню начнёт распаляться – таков его прогноз, который и в самом деле, похоже, сбывается.

– Я открыл для себя семь законов успешного бизнеса, – говорил Никита, заказав шампанское и шашлыки. – Во-первых. Не сиди на диване перед телевизором и не мечтай об алых парусах. Присидишься. Во-вторых. Никогда не отчаивайся, как бы плохо дела ни шли. И верь в удачу. Муравьи голода не ведают. В-третьих. Не путай деньги с финансами. Деньги – это то, что в кармане. А финансы – это то, что в деле крутится и приносит деньги. В-четвёртых, и это тебе не понравится. Не можешь увеличить доходы, сокращай расходы. И всегда живи по средствам. Умеряй потребности. В-пятых, и это тебе ещё меньше понравится. Никогда не спеши расставаться с деньгами, даже если они лишние. Лишними деньги никогда не бывают. В-шестых. Это закон сохранения и преумножения добытого: учись превращать потраченное время и расходованную энергию в капитал. Время плюс энергия – равно прибытку. Сумма сторон уравнения должна стремиться к нулю, а сами части уравнения устремляться в бесконечность.

Она плохо понимала, что несут и чем наполнены его слова, но движения рук и нежные прикосновения просто завораживали и дурманили. Её глаза не поспевали следить за этим круговоротом, и голова кружилась, точно она только соступила с карусели и земля вдруг перестала быть её опорой: почва уходит из-под ног, но она почему-то не падает, по-прежнему кружась. И всё в тумане.

– И седьмой закон, который должен компенсировать все неудобства предыдущих шести: никогда ничего не жалей для любимых – ни времени, ни энергии, ни тем более денег.

Впрочем, ей было всё рано, что он говорит, лишь бы говорил, потому что ей и без слов было приятно слушать его голос. Так воздействует не язык – так музыка наполняет тебя внятными, но невыразимыми звуками, от которых происходят поистине волшебные чувства.

– Восьмой закон ещё не постиг.

Официант принёс шампанское. Никита поднял бокал, глядя ей в глаза:

– За успешность предприятия, – таков был тост.

Они выпили, и он, наклонившись, прошептал ей: «Горько», – поцеловал её в губы. Шампанское кружило голову, да видать, в обратную сторону раскручивало хмельные завитки, так что на мгновение сознание

прояснилось, и она спросила:

– А за какое предприятие мы пьём?

– За наше предприятие. Жена должна быть независима, тем более материально, от мужа, и тогда она будет любить его по-настоящему – не за что-то особенное, а вообще, за то, что он есть. А детали я расскажу потом, когда мы вернёмся с тобой домой.

– Куда?

– К нам с тобой. Сначала к тебе, а когда объявятся твои предки, мы снимем квартиру. У меня кое-какие намётки уже есть. Я в понедельник поеду смотреть варианты. А потом, когда бизнес раскрутится, мы купим себе квартиру. Купим машину, может, и не одну. Родим детей, как получится, не задумывая, просто от любви, и будем жить долго и счастливо, а умрём в один день и один час.

У неё открылись глаза, как будто она забыла, что векам привычнее моргать, и от той сухости глаза будто воспалились; у неё упал подбородок и повисли руки. Она не знала, что подумать и что ему сказать.

Никита прошептал – она не расслышала что, и, приобняв бережно, просунув руку ей подмышку, так что кончики пальцев едва-едва касались груди сбоку, долго целовал, пока она не начала приходить в себя.

Очнулась. Никита держал её пальцы в своих ладонях, а на безымянном пальчике красовалось тоненькое колечко с крохотным бриллиантом, похожим на случайно оброненную слезу. Она даже не заметила, как его лёгкая рука обручила её.

– Это что, ты делаешь мне предложение?

– Нет…

И тут официант не вовремя под руку с заказом. Никита замолчал, дожидаясь, когда же тот разместит на столе блюдо и оставит, наконец-то, их наедине. А тот не ко времени, не к месту пытается угодить своим тщанием.

– Тогда я не поняла.

– Я делаю два предложения. Но это не главное.

– Я не понимаю.

Ушёл-таки официант, наполнив их бокалы шампанским.

– Я беру тебя замуж. И если ты не скажешь сейчас же – нет, то это уже наша свадьба: первая из всех предстоящих в жизни и тайная от всех. Потом ещё будет много всяких свадеб – и бумажная, и ситцевая, и серебряная, и золотая. Если судьба улыбнётся, и до бриллиантовой доживём – счастливо. А потом вместе – в один миг… Но пока не оперился, гнездо надо скрывать от чужого сглаза.

Отчаявшись понять, она уже и не пыталась.

– Это что?! – Вдруг, встрепенувшись и сосредоточив взгляд на кольце, Натали нахмурилась и подняла растерянный взгляд на Никиту: – Меня без меня замуж выдают?

Он поцеловал ей руку:

– Ты моя жена, да или нет?

Молчание длилось недолго. Натали вдруг прикрыла глаза, покачала головой, и из-под ресниц побежал горько-солёный ручеёк. Капелька за капелькой упали ей на блузку, и там, на груди, медленно растекалось серое пятнышко с чернинкой смытой с ресниц туши.

Никита слизнул со щеки слезу и прошептал ей:

– Горько, ой как горько.

И коснулся губ губами.

– Горько и солёно, – прошептала она, отвечая на поцелуй поцелуем.

Никита вложил бокал с шампанским ей в руку, пальцы которой онемели и не могли шевельнуться, другой бокал, тремя пальцами за ножку, неловко взял в свою руку и приподнял.

– Ты моя жена?

– Да, я твоя, – отвечала она, уже совершенно не понимая, отчего вдруг отдавала себя ему в жёны, без смущения, без раздумий, без каких-либо расчётов или условий.