Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
— Ну, давай! — Он чмокнул ее в щеку и исчез за дверями.
Я попыталась как-то развеселить ее, но старушка не слышала меня; тяжело ступая, она зашаркала в свою комнату.
Мы пили чай и болтали на кухне довольно долго, так что инцидент с Женей забылся. И вдруг появилась Анна Вячеславна, с лицом мертвенной бледности и с каким-то бессмысленным выражением. Правильней сказать: лица на ней не было. Она окинула всех мутным взглядом и сказала:
— Я выброшусь из окна…
Чего-то подобного я и ожидала. Хотелось побежать на Таганку, найти веселую Женину компанию и надавать всем пендюлей. Вот был бы настоящий спектакль, а не брехтовская сомнительная притча о проститутке «Добрый человек из Сезуана»! Женечка пятый раз пошел на этот
— Анна Вячеславна! — выдохнула я. — Успокойтесь, пожалуйста… мы с вами!
— Нет, нет, я совершенно никому не нужна, — прикрыла она веки, из-под которых скатились две крупные слезы, и прислонилась к стене.
Мы усадили ее за стол, налили чаю и все вместе попытались как-то развеселить, но она только тяжело дышала. Сделав знак, чтобы все замолчали, а лучше бы ушли в комнату, я обняла и прижала ее к себе, чувствуя, как колотится старое сердце… Так мы просидели с полчаса.
Потом я довела ее до комнаты и уложила в постель. Кажется, она заснула.
Я представила, что теперь в течение целой недели Анна Вячеславна будет в раздрызганном состоянии и придется за ней усиленно наблюдать: не шутка ведь произнести «выброшусь из окна». Только этого не хватало!
Несколько раз за вечер я наведывалась к ней в комнату: было темно и тихо. Уже ближе к ночи, заглянув в ее дверь, увидела, что Анна Вячеславна сидит на своем обычном месте за секретером под лампой, в белой косыночке: стало быть, молится о своих покойниках.
Только тут вспомнила я, что если завтра — день Святой Троицы, значит, сегодня была Троицкая родительская суббота. В те времена я только воцерковлялась и малодушно подумала, может, не ходить завтра в церковь — мало ли, что старушке в голову придет… И служба на Троицу длинная…
Но с утра все-таки заставила себя пойти на службу, хоть и с опозданием. Помолилась, чтобы Анна Вячеславна пришла в себя. Коленопреклоненные молитвы, когда почти час стоишь коленями на разложенной по церковному полу траве, не показались в этот раз очень длинными. Когда принесла домой освященные березовые ветки, в нашей коммуналке стало совсем празднично: запахло свежестью, рощей… Наконец, я села на кухне, словно на природе, за свой «утренний» — во второй половине дня кофе. Тянула время, потому что боялась идти в комнату к соседке. Не хотелось спугнуть хорошее свое настроение — редкую тогда гостью… Очень любила я совет одного французского режиссера: «Если барометр показывает ясно, не стучи по нему».
Так сидела я, морально готовясь пойти к Анне Вячеславне — а вдруг там уже хладный труп?
И вдруг Анна Вячеславна сама появилась на кухне. Вид у нее был, если сказать одним словом — блаженный. Розовенькая, какая-то легкая, симпатичная, веселая. Контраст со вчерашним был немыслимый, трудно даже поверить…
— Анна Вячеславна, сегодня Троица! Поздравляю вас с Троицей!
— Деточка… Троица? Да, это когда березки приносят.
— День рождения Церкви сегодня, знаете?
— А вы ее поздравили? — весело спросила соседка.
Я расхохоталась:
— В общем, да… А что случилось? Вы такая какая-то счастливая сегодня. Женя приходил?
— Женечка…
— Заглядывала.
— А свет включали?
— Нет!
— Не включали? — почему-то не верила она. — А вы знаете… Я вчера была чем-то расстроена. Очень было нехорошо, очень… Не хотела даже молиться за моих дорогих покойников.
— Да какая уж тут молитва! — не удержалась я вставить колкость. — Только сядьте, пожалуйста, я вам кофе сварю. И что?
Она машинально присела на табуретку.
— Все-таки поднялась старушка, включила эту свою маленькую лампочку… и, знаете, Наташенька, так горько мне стало, одиноко как-то. Я даже не могла никого вспомнить. Сижу как старый пень. — С ее лица даже при этих словах не сходила блаженная улыбка.
— Вы не старый пень! А самый что ни на есть могучий… Вот вы сидите и что дальше?
— Дальше? Я и говорю: Господи, вот столько я за них молюсь, а может, всё это обман и на том свете ничего и нет? На земле ничего скушно и там ничего нет… Вот если бы кто-нибудь мне оттуда мигнул. Так и говорю: одним глазком мигнуть можно? И вдруг в комнате стало так светло — будто свет включили и вот такие по всей комнате языки, яркие языки, как в печке такие… языки огненные — падают, падают. — Анна Вячеславна стала вертеть кистями, показывая, как они, извиваясь, падали… — И стало мне так весело! Вы не включали свет?
Я оторопела от неожиданного признания. Здесь, в комнате за моей стеной…
— Да это же Сам Дух Святой к вам сошел, Анна Вячеславна! Конечно! В виде огненных языков…
— Нет… этого не может быть… нет, нет, — отрицалась она.
— Да почему же не может! — восклицала я в восторге. — Надо же такому быть! У меня за стенкой — Дух Святой Лично… вот так чудо! И не отрицайте! По вам видно, что это так. Это Он вас так преобразил! Вчера была смерть смертью, и какая вы сегодня… Настоящий Божий одуванчик! Вот теперь я знаю, как выглядит Божий одуванчик! И день был вчера подходящий — Троицкая родительская суббота. Мы за них молимся, а они за нас! Вы попросили, вот вас Господь и утешил. Дух Святой — Он же Утешитель. Дорогая Анна Вячеславна, это Дух Святой! Подождите!
— Да, да именно утешил, — засмеялась она. — Такая радость на душе всю ночь. Я еще и не спала совсем. Вот до сей минуты не спала и спать не хочется…
Мне вдруг тоже передалась радость соседки, помимо воли я запела «Царю Небесный, Утешителю…» и это чудная молитва к Духу Святому сама собой вертелась в моей голове всю неделю…
Я пошла в свою комнату, порылась в книгах и возвратилась на кухню с двумя.
— Вот слушайте, Анна Вячеславна, из Деяний Апостольских: «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках…» [7] А вот что преподобный Макарий Великий написал, — нашла я в другой книге. — Дух Божий «когда хочет — бывает неизреченным упокоением; когда хочет — бывает огнем, пожирающим всякую нечистоту греха; когда хочет — бывает радованием и миром, чтобы душа на самом опыте насладилась благостью и сладостью Его».
7
Деян. 2:2–4.
— Да, да, да. — Анна Вячеславна кивала головой почти на каждом слове, но мысли ее были где-то совсем в другом месте.
А назавтра был День Святого Духа, мой самый любимый после Пасхи праздник. Почему? Не знаю. Поначалу мне просто очень нравилось его название Духов день…
Вернувшись домой после духовской службы, я сварила, наконец, чашку вожделенного «утреннего кофе». Но пить не смогла, сидела под впечатлением вчерашнего чуда в какой-то отрешенности от мира. И даже не поняла, когда на пороге кухни появилась Анна Вячеславна.