Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
При входе в углу стоял стол, на нем лежали карандаши, бумаги не было. Завалялся у меня в сумке блокнотик. Перекрестившись на икону, села за стол, взяла карандаш. Что писать, не знала. Как расскажешь про мою жизнь с Вадимом на маленьком листочке? Невозможно. Промучившись с полчаса, решила писать записку в другом месте — у хозяйки, что ли… Пошла на разведку насчет обеда — покормили: всего-то щи с картошкой, а вкусно.
Решила погулять по окрестностям, подумать. Весеннее солнце припекало, вокруг монастыря, по склонам, пробивалась трава. Свернув в лесок — впервые увидела целые поляны синих очаровательных
На вечерней службе народа было немного. Хоть бы одним глазком посмотреть на отца Иоанна, мечтала я. Если выйдет, может, он по своей прозорливости сам поймет, что хочу попросить у него совета… Отец Иоанн, отец Иоанн, взывала я. Но ничего чудесного не происходило. Уже к самому горлу подкатило: надо на что-то решаться! Некоторое время я наблюдала за одним высоким полным монахом — очень он мне чем-то нравился. Нехорошо, конечно, отвлекать монаха от молитвы, но я все же подошла к нему и сказала:
— Простите. Меня благословили обратиться к отцу Иоанну, но я к нему не могу попасть. Помогите мне, пожалуйста.
— Как же я могу помочь? — серьезно спросил монах.
— Мой вопрос, кажется, не такой серьезный. Может, надо к кому-нибудь другому… Я совсем измучилась.
— А какой же у вас вопрос?
— Ну так… про сожителя.
Он на несколько секунд задумался, а потом с улыбкой сказал:
— Тогда вам надо к игумену N. Непременно, — сказал и отвернулся.
Больше я не решалась беспокоить монаха. Он назвал мудреное имя игумена, которого я раньше никогда не слышала, и, опасаясь забыть, стала часто повторять его про себя. Где же искать этого игумена? И успокоилась: будет день, будет и пища…
Ночь около печки прошла без приключений — устала, да и храп не беспокоил, куры тихими прикинулись. Завела я свой будильник на шесть и сразу заснула.
А рано утром отправилась на разведку. Попала к самому началу литургии в Сретенском храме. Служа'щим был небольшого роста батюшка. Еще только увидев его, я сразу почувствовала какую-то родственную душу. Бывает же такое! Перед концом службы спросила у соседки, кто служит.
— Игумен N.
— Вот так чудеса! — удивилась я. — А где бы его поймать?
— Жди у келейного корпуса… где трапезная.
За послушание незнакомой женщине побежала я к будке дежурного. Ждала игумена около часа, замерзла, беспокоиться стала: куда он мог деться? Наконец, увидела: идет — на плечах развевающаяся монашеская черная мантия и наметка на голове; какие-то люди все время подходили под его благословение, на ходу он что-то отвечал — и светился такой завораживающей светлой улыбкой…
— Отец N, не могли бы вы со мной поговорить? — выдохнула я, когда он проходил мимо и зачем-то прибавила: — Жизнь моя на волоске…
— На волоске? Сколько продержитесь? — остановился он и улыбнулся.
— Не знаю… Сил больше нет!
— Это надо поправить, — ласково ответил игумен. — Поднимайтесь на второй этаж, вот как раз над этими дверьми.
— Спасибо вам большое, — сказала я, слезы потекли сами собой.
Поднявшись на второй этаж, я остановилась
Игумен махнул рукой, и люди отошли от двери. После прочитанного «Царю Небесный…» он повернулся от икон ко мне и спросил:
— Что же вы желаете у меня спросить?
— Ой, не знаю, как и начать. Меня вообще-то благословили к отцу Иоанну, но мне кажется, не пробьюсь к нему да и история такая, обычная…
— Про несостоявшихся Ромео и Джульетту? — спросил он.
Внутри у меня похолодело: они что — все тут могут мысли читать?
— Примерно так… — усмехнулась я. — Можно расскажу?
— Расскажите… коль так попались.
И я, перескакивая с одного на другое, стала рассказывать историю нашей встречи с Вадимом, горького с ним жительства, пыталась сбивчиво растолковать про его книгу, через которую он — ни много ни мало — собирается всех интеллектуалов привести к Богу — это же бред… Монах внимательно слушал, иногда кивал в подтверждение, что понимает переполнявшие меня эмоции. Говорила я с полчаса и вдруг поняла, что начинаю повторяться. Слезы из глаз текли ручьями, я даже перестала их вытирать. Стало неудобно и за эту свою несдержанность, и за то, что отнимаю время у игумена. Решив «закругляться», под конец рассказала, что приходские священники не знают, «что с нами делать» — вроде бы оба прекрасные люди, умные, интеллигентные, многообещающие… А поскольку брак невенчанный, некоторые советуют жить вместе, но «как брат с сестрой».
— То есть без супружеских отношений… — замялась я, думая, что смущаю монаха. — Но тогда откуда взяться детям? И что это за семья?
— Какие уж тут супружеские отношения! — с сомнением покачал головой игумен.
— Что делать-то? — всхлипнула я.
— Делать? Всё уж сделано… и еще раз скажу: без любви жить нельзя! — ласково сказал батюшка.
— Нельзя? — удивилась я. — А как же терпение, смирение…
— Можно и потерпеть, если нравится каторга. Каждому не возбраняется по силам терпеть.
Ответ монаха поразил до глубины души.
— Это каторга? — переспросила я.
— А как еще это назвать? Каторга, когда нет любви.
От такого простого и ясного определения я опешила. Все предыдущие споры и разговоры с ближними и дальними о наших с Вадимом «непростых отношениях» были разрешены в один миг: «Это каторга». Сколько за пять лет пришлось мне услышать советов — от семейных и одиноких, от священников и родственников, но никто не догадался сказать: «Без любви жить нельзя». Это совершенно неожиданно сделал средних лет незнакомый до сегодняшнего дня монах, и я в один миг поверила ему, как родному доброму отцу. Действительно все просто: когда нет любви, зачем придумывать иные объяснения? Только чтобы совершенно запутаться в них и в итоге сломать собственную жизнь. Этот монашеский ответ был именно мне, не Васе, не Маше, не Саше, лично мне … Так умеют говорить старцы.