Без маски

Хенли Вирджиния

Проведя ладонью по его груди — тому месту, где ощущалось биение сердца, — Велвет пробормотала: «Мой дорогой»… И тотчас же заснула.

Сжимая ее в объятиях, Грейстил сам себе удивлялся — удивлялся чувствам, которые им овладели. Он совершенно неожиданно осознал, что без Велвет в его душе всегда существовала какая-то пустота… Но в этом, наверное, не было ничего удивительного — ведь большую часть жизни он прожил в мужском мире, без женщин. Свою мать он не помнил, сестер у него не было, не имелось даже постоянной любовницы. А особы женского пола, удовлетворявшие

его потребности, относились в основном к тому типу женщин, что шли во время боевых действий следом за солдатами. Так что если разобраться, то получалось, что он никогда не знал женского тепла и ласки. Не говоря уже о любви. И только с Велвет он впервые почувствовал все это, во всяком случае — тепло и ласку.

Следует сказать, что Монтгомери всегда был немного одиночкой, то есть подсознательно подавлял в себе желание иметь рядом близкого человека, так сказать, родственную душу. И вдруг выяснилось, что женщина — именно эта женщина — способна принести в его душу мир и покой. Но если честно, то прежде он даже не подозревал, что они так ему необходимы.

Укладываясь рядом с ней поудобнее — так, чтобы ее голова покоилась у него на плече, — он дал себе слово, что женится на ней.

Проснувшись утром, Велвет тотчас же поняла, что рядом с ней в постели лежит Грейстил, — поняла еще до того, как открыла глаза. Когда же она взглянула на него, то сразу увидела устремленный на нее испытующий взгляд его серых глаз.

— Ты ведь не сказала Кристин, что едешь в Роухемптон, не так ли? Потому что если бы сказала, то она непременно сообщила бы тебе, что продала его мне.

— Верно, не сказала. Зато оставила у нее в спальне записку.

— И графиня, несомненно, поймет, что мы были вместе и провели здесь ночь. Так что, считай, ты скомпрометирована, — продолжал Грейстил с веселой и жизнерадостной улыбкой. — Поэтому теперь, во избежание бесчестья тебе придется выйти за меня замуж.

Велвет вздохнула с облегчением — она была ужасно рада, что именно Грейстил первый заговорил о браке.

— Знаешь, не могу отделаться от ощущения, что ты, Грейстил Монтгомери, по-прежнему ведешь против меня боевые действия. И сейчас ты говоришь так, как если бы обошел меня с флангов и окружил. Так что мне осталось только одно — сдаться! — добавила она со смехом.

Грейстил провел ладонью по ее щеке и заглянул ей в глаза:

— Так ты действительно сдаешься?

Чуть отстранившись, Велвет окинула взглядом его мускулистое тело, потом с улыбкой ответила:

— У вас очень грозный арсенал, сэр. Но я бы предпочла, чтобы вы попросили меня стать вашей женой, а не требовали этого.

— Извини, дорогая. Просто я… привык отдавать команды.

— Что делает тебя совершенно неотразимым! — со смехом подхватила Велвет шепотом.

«А может, неотразимым меня делает принадлежащий мне Роухемптон?» — подумал Грейстил. Сжимая ее в своих могучих объятиях, он проговорил:

— Ты выйдешь за меня замуж, Велвет Кавендиш?

— Выйду, Грейстил Монтгомери. И желательно, чтобы это случилось до того, как я снова увижу вдовствующую графиню.

— Сент-Брайдз —

ближайшая от моего дома церковь на Солсбери-Корт. Мы можем повенчаться там, как только вернемся в Лондон. Сегодня днем — если это тебя устраивает.

— Давай побудем в Роухемптоне хотя бы еще один день, — попросила Велвет. — Мне хочется, чтобы сегодня мы отправились на верховую прогулку и обследовали каждый уголок этого райского местечка.

Грейстил провел ладонью по заросшему черной щетиной подбородку.

— У меня здесь даже бритвы нет, — проворчал он. — Да и переодеться не во что.

— Меня это совершенно не волнует! — Велвет толкнула его на подушки. — Ты мне нравишься небритый и совершенно голый.

Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки.

— У тебя такая белая нежная кожа… Без малейшего изъяна. Боюсь, моя щетина оцарапает ее.

— О, замечательно! Обещаешь?! — воскликнула Велвет, самым недвусмысленным образом давая понять, чего именно хочет в данный момент, причем немедленно.

Грейстил, однако, не торопился. Прежде всего он медленно, очень медленно уложил ее на постель так, чтобы прекрасные золотистые локоны Велвет рассыпались по подушке. Затем, все также неторопливо, принялся ласкать ее — целовал и поглаживал каждую впадинку и выпуклость у нее на теле, и все его прикосновения были легки, как прикосновения крыльев бабочки.

Час спустя, утомленная страстью, Велвет лежала на постели, а Грейстил, глядя на нее с улыбкой, говорил:

— О, дорогая, это было великолепно. Прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного. — Нежно поцеловав ее, он прошептал: — Велвет, ты просто ангел.

Она зевнула и, потянувшись, пробормотала:

— Ангелу сейчас ужасно хочется принять ванну.

— В твоей спальне есть небольшая ванна. Если хочешь, я мигом натаскаю в нее горячей воды. А потом мы поедем на прогулку.

Отправившись по хозяйственным делам, Грейстил застал на кухне Эмму, завтракавшую с миссис Клегг.

— Доброе утро, дамы. Надеюсь, вас обрадует тот факт, что Велвет согласилась выйти за меня замуж. После венчания мы скорее всего будем жить в Роухемптоне. По этой причине придется увеличить штат прислуги, и я хочу спросить вас, Эмма, не хотели бы вы поступить ко мне на службу?

— Буду рада служить вам, лорд Монтгомери. Честно говоря, здесь мне нравится гораздо больше, чем в Лондоне. В городе сейчас ужасно много солдат, и они пугают меня…

— Поздравляю вас, милорд, — сказала миссис Клегг. — Эмма будет очень хорошей помощницей. Мне ее будто сам Господь Бог послал.

— Прикажете отнести мистрис Кавендиш поднос с завтраком, сэр? — спросила девушка.

— Только хлеб и мед. Мы отправимся на верховую прогулку, как только она примет ванну. Между прочим, я тоже был солдатом почти двенадцать лет.

Эмма взглянула на него с улыбкой:

— Но вы же роялист, милорд. А я боюсь этих проклятых Богом «круглоголовых».

Грейстил галантно поклонился дамам, после чего наполнил ведро горячей водой и отправился с ним наверх. Разрезая свежеиспеченный хлеб, Берта сказала: