Без маски
Шрифт:
— Брака… не будет! — выкрикнул старый граф.
При этом его лицо налилось кровью.
Грейстил какое-то время смотрел на отца, пытаясь понять, что тот хотел сказать. И вдруг его осенило.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я женился на представительнице рода Кавендиш, поскольку она затребует себе Болсовер?
— О-обещай мне! — прохрипел отец.
Он повалился на бок, и лицо его приобрело лиловый оттенок. Рот же стал судорожно открываться и закрываться, словно ему не хватало воздуха.
— Стоук! — крикнул Грейстил, призывая отцовского камердинера. — Скорее
Он схватил отца за плечи и осторожно уложил на подушки, чтобы ему было легче дышать. Потом придвинул к постели стул и, опустившись на него, стал внимательно наблюдать за больным. Через некоторое время отцу вроде бы стало легче, но глаза его по-прежнему оставались закрытыми — казалось, он уснул. А потом вдруг… перестал дышать. Совсем перестал дышать.
Грейстил бросился к отцу и принялся равномерно надавливать ему на грудь в надежде на то, что дыхание восстановится. Но отцу уже ничто не могло помочь. Вскоре приехал доктор и, констатировав смерть от апоплексического удара, выразил всем присутствующим свои соболезнования.
Сидя у кровати покойного, Грейстил испытывал сильнейшее чувство вины. «Это я убил его, — говорил он себе. — Да, отец умер из-за меня, только из-за меня!»
Через день Грейстил стоял у могилы отца и принимал соболезнования фермеров, арендовавших земли Монтгомери. Мужчины пожимали ему руку, а их жены, потупившись, делали книксен.
И в какой-то момент Грейстил вдруг поймал себя на мысли о том, что у них с отцом никогда не было настоящей близости. Правда, он очень старался сблизиться с родителем, но у него ничего не получилось. А теперь уже было поздно, теперь им никогда уже не урегулировать существовавшие между ними разногласия. Да что там урегулировать разногласия — им даже примириться не дано. Последнее требование отца стояло между ними и разделяло их, и если он, Грейстил, не выполнит его, то они так и останутся врагами до скончания веков.
Грейстил сделал несколько шагов в сторону и преклонил колени перед могилой матери. Потом провел кончиками пальцев по выбитым в граните буквам:
«Кэтрин Пейсли Монтгомери, графиня Эглинтон, супруга Александра Грейстила Монтгомери, графа Эглинтона».
— Тут даже не написано: «любимая супруга», — пробормотал Грейстил со вздохом.
Теперь он уже скорбел по матери, ибо всегда скорбел по ней, хотя ее образ у него в памяти не сохранился — она умерла через несколько месяцев после его рождения. «Возможно, я повинен и в ее смерти», — подумал он.
Минут через десять, оседлав Сокола, лорд Монтгомери промчался несколько миль, забирая все дальше в горы — туда, где серое хмурое небо смыкалось с горными кряжами. Через некоторое время прогрохотал гром и начался проливной дождь, но занятый своими мыслями Грейстил не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец подул ветер и разогнал грозовые облака. И тотчас же показалось солнышко, осветившее ярко-зеленые долины внизу, где паслись овцы с только что народившимися ягнятами. И это чудесное зрелище затронуло какую-то струнку в его душе.
— Похоже, начинается новый день, новая эпоха, — пробормотал он с улыбкой. — И у нас — новый король, у нас — возрождение.
Грейстил
Глава 12
Бреда, Голландия
— Ваш покорный слуга, мадам.
Карл Стюарт скользнул оценивающим взглядом по выпуклым грудям стоявшей перед ним женщины.
Она же склонилась перед ним в глубоком поклоне и проговорила:
— О, я только и думаю о том, как услужить вашему величеству.
Карл внимательно посмотрел на нее и усмехнулся. Он готов был поклясться, что она хотела сказать другое… «Я только и думаю о том, как ублажить ваше величество», — говорили ее глаза. Женщину звали Барбара Палмер. Она обладала волосами цвета красного дерева, чуточку косящими, с сонной поволокой, глазами и пухлыми, нарочито выпяченными губками. Она и ее муж Роджер Палмер присоединились к толпе свежеиспеченных роялистов, ринувшихся с верноподданническими заявлениями в Голландию, когда стало известно, что король-изгнанник в скором времени воссядет на трон Англии.
Снова усмехнувшись, король Карл галантно предложил даме руку:
— Буду счастлив, мадам, подвезти вас в своей карете. Взамен же вы будете развлекать меня рассказами о приключениях вашего кузена Бакингема. Хотя Джордж сбежал от меня, я по-прежнему считаю его одним из своих ближайших друзей.
— Не понимаю, ваше величество, как вы можете терпеть Бакингема?! — воскликнула Барбара с деланным возмущением.
— Меня поражает его дерзкий ум, — ответил король с лукавой улыбкой.
— Ну, он далеко не самый дерзкий из клана Вильерсов, — заметила Барбара. Облизнув пухлые губки, она добавила: — Самая отважная и отчаянная среди Вильерсов — это я, ваше величество.
— О, я думаю, что тогда мы с вами вскоре станем близкими друзьями, — заметил Карл.
— «Думаете»?.. Поверьте, ваше величество, я нисколько не сомневаюсь в этом.
Тут Карл с Барбарой сели в карету, и дама, взглянув на гвардейцев, скакавших по бокам королевского экипажа, решительно задернула кожаные шторки на окнах.
— Общение короля и его подданных должно происходить в обстановке интимности, — заявила леди Палмер.
Карл наклонился, взял ее за руки и рывком подтянул к краю сиденья.
— Моя дражайшая Барбара, я совершенно с вами согласен.
В следующее мгновение он прижался губами к ее губам, но поцелуй этот едва ли можно было назвать романтическим.
Минуту спустя Барбара с удовлетворением улыбнулась и, наклонившись к королю, коснулась висевшей у него на груди голубой орденской ленты. Потом ее рука спустилась пониже и замерла в том месте, где уже вспучивалась ткань на бриджах короля.
— Ах, вы весь горите, ваше величество! — воскликнула леди Барбара.
— Еще немного — и я могу обуглиться! — с ухмылкой отозвался Карл.