Без Надежды

Седов Б. К.

И вдруг судьба, весьма благосклонная ко мне в последнее время, преподносит такой бесценный подарок – буквально на блюдечке подает пса прокуроришку, и теперь не надо тратить время на выяснение того, где он сейчас обитает.

Если б еще при этом не засветилась Конфетка! Если бы не растерялась, когда этот проклятый консьерж предложил ей пообщаться с прокурором по домофону. Ведь всего-навсего надо было банально ответить: «Извините, но мне сейчас сказать ему нечего» и быстренько делать из этой парадной ноги.

Предположим, что после этого Муха

и начал бы ломать голову над вопросом: «Что за девушка могла меня разыскивать, а потом отказаться со мной разговаривать?» Предположим, он бы насторожился. Но не настолько, как сейчас, когда понял, что мне известно, где он сейчас обитает. Не настолько, чтобы снова начать гаситься от моей мести по каким-нибудь глухим уголкам, как делал это год назад. А в том, что именно так и произойдет, я даже не сомневался. И, кроме того, был совершенно уверен в том, что побежит Муха сразу, потратив лишь минимум времени на то, чтобы собрать на скорую руку пожитки.

А поэтому очень спешил, надеясь перехватить его, как только он выйдет на улицу. И не прошло, по Светкиным расчетам, и часа с того момента, когда она ляпнула прокурору насчет того, что я про него не забыл, как красная «девятка» уже стояла метрах в восьмидесяти от мухинского дома в таком месте, откуда отлично просматривался подъезд. Конфетка молчаливо сидела за рулем, я держал на коленях «Призматик», в любой момент готовый приникнуть к его окулярам. Но бинокль мне так и не понадобился. И без него было видно, что все, кто выходил из подъезда, на Муху не походили и близко.

– Чего будешь делать, если все же увидишь его? – прервала затянувшееся молчание Конфетка и щелкнула зажигалкой. Свет от синеватого огонька «Живанши» эффектно очертил ее профиль.

– Не знаю, – прошептал я.

– Сразу же наезжать на него стремно. Спалимся почти наверняка. Будь я на его месте, – принялась рассуждать Света, крутя в пальцах зажженную сигарету, – так первым делом позвонила бы своим дружкам-мусорам. И если бы все же собралась выйти из дому, так попросила бы их быть рядом. И повязать тебя, как только ты проявишься на горизонте. Я даже спецом бы вылезла сейчас наружу, чтобы выманить тебя на засаду.

– Муха не ты, – ухмыльнулся я. – Может быть, он сейчас боится, что я могу подстрелить его из снайперской винтовки с какой-нибудь крыши.

– Нехило. Если он, и правда, так может подумать, то тогда… – Света замялась, не смогла сразу подобрать подходящих слов. – Тогда… У страха глаза велики. Все можно подумать. Тем более, если дело касается Мухи. Ведь он далеко не супермен. И не отморозок. Обычный среднестатистический россиянин.

– Россиянин… – не удержался я от саркастической ухмылки. – Да если бы большинство россиян были подобными негодяями, Россия давно пожрала бы саму себя…

– Что она и делает, начиная еще с начала прошлого века.

– …Но таких, как Муха, слава всевышнему, пока единицы, – продолжал я, не обращая внимания на Конфеткино замечание. – А чтобы не расплодились, их надо вычислять и давить.

Что я и делаю. Я волк, Света. Я санитар, только не леса, а нашего ущербного социума!

Конфетка смерила меня насмешливым взглядом. Она мне не верила.

Что ж, ее дело: каждый имеет право на свое субъективное мнение.

Мы продежурили около Мухинской девятиэтажки до рассвета. Моя гипотеза, что прокурор попытается свалить сразу же после Светкиных угроз, благополучно рухнула. Если, конечно, этот мерзавец не успел слиться из дому в течение часа еще до того, как прибыли мы с Конфеткой. Но в такую прыть я не верил. К тому же серебристый «Форд Фокус» продолжал мирно отсвечивать напротив подъезда, а вряд ли Муха отправился бы в бега на общественном транспорте.

«А значит, он или не принял всерьез то, что ему вчера наговорила Конфетка, – размышлял я, безразлично наблюдая за тем, как подъезды многоквартирных домов одного за одним выплевывают в мрачное дождливое утро спешащих на работу людишек, – или решил пересидеть угрозу дома. И, наконец, вариант третий: прокурор все-таки попытается перебраться в незасвеченное, более спокойное место, но к этому переезду он подготовится. И будет валить под прикрытием. Что в этом случае я смогу сделать?

А ничего! Так же как не смогу выковырнуть прокуроришку из квартиры, если надумает отсиживаться там.

И вообще, что я здесь делаю? Чего мне неймется? Чего сейчас спокойно не спится в теплой постельке в обнимку со Светкой? – Я скосил глаза на сладко дремавшую на водительском кресле Конфетку. – Чего хочу добиться этим бессмысленным дежурством около Мухинского подъезда? Мечтаю сам сунуться в лапы ментов? Так прокурор, если совершенно не потерял сейчас голову от страха, мне это устроит. И ни на что большее могу не рассчитывать.

Чего это я вдруг взгоношился? Сидел себе тихо-спокойно у Светы в квартирке, жопой не дрыгал, дожидался, когда Челентано наконец наберется решимости отрубить систему охраны «Северо-Запада», о Мухе последнее время почти и не вспоминал. И вдруг подскочил! И понесся! Сломя голову! Сам не зная, куда! Сам не зная, зачем! Хотя, зачем, как раз и понятно: за очередным геморроем. Как наркоман поутру мчится к барыге за чеком, чтоб раскумариться, так и я. Приученный к экстремальным условиям организм после недельного воздержания настойчиво требует очередного вливания проблем. И ничего не поделаешь – приходится с этим считаться».

Я достал из кармана сотовый телефон, набрал номер Сварадзе.

– Спишь, что ли? – зачем-то спросил, когда сонный Серега невнятно ответил: «Алло». – Тогда просыпайся. Есть дело.

– Сколько времени?

– Девятый час. Собирайся и подъезжай, ты мне нужен… Нет, все нормально… Нет, Челентано еще не готов. Это другое. Записывай адрес. И прихвати с собой какую-нибудь жратву. Придется провести в машине часиков восемь… Да, следить. Ты угадал… За человеком. Ты не знаешь его… Только следить… Не по телефону, Сергей. Подъезжай поскорее, и все расскажу.